Неоновый Стокгольм 2088
Шрифт:
Он смотрел на них, и отчаянная, безумная надежда, которую он так долго гнал от себя, начала подниматься из глубин души, смешиваясь со страхом и недоверием. Это ловушка. Это иллюзия. Попытка сломить его, сыграть на самом больном. Он знал это. Но… они выглядели так реально. Так похоже на его воспоминания. На те самые голограммы, которые он прокручивал сотни раз.
«Лина?» — его голос прозвучал хрипло, неуверенно. Голос Марка Андерсона, но эмоции были его, Рикарда.
Женщина обернулась. Ее лицо – то самое лицо, которое снилось ему ночами – озарилось удивленной, счастливой улыбкой. «Рикард! Ты здесь! О, Боже,
Девочка тоже обернулась, ее голубые глаза расширились. «Папа!» — она вырвала руку из руки женщины и с радостным криком бросилась к нему.
Рикард инстинктивно шагнул навстречу, присел на одно колено. Маленькие ручки обвили его шею. Он почувствовал тепло ее тела (симулированное тепло?), ее запах (запрограммированный аромат?). Она прижалась к нему так доверчиво, так реально.
«Папа, папочка, я так скучала!» — щебетала Анна ему на ухо.
Он обнял ее в ответ, чувствуя, как защитные барьеры цинизма и недоверия рушатся под напором этой простой детской ласки. Слезы навернулись на глаза аватара. Возможно ли это?
«Мы тоже скучали, родной», — голос Лины звучал так же нежно, как в его воспоминаниях. Она подошла, ее глаза сияли от счастья. Она выглядела безупречно – ни морщинки, ни усталости. Идеальная версия его жены. «Мы так долго ждали тебя здесь. В "Элизиуме"».
«Но… как?» — Рикард с трудом поднял голову, все еще обнимая девочку. «Я думал… вы погибли».
Лина мягко коснулась его щеки. Прикосновение было теплым, реальным. «Это было давно, Рикард. Это больше не важно. Главное – мы снова вместе. Здесь. В этом прекрасном мире, где нет боли, нет потерь, нет страха. Только счастье. Вечное счастье».
Она говорила слова, которые он так отчаянно хотел услышать. Слова, которые били прямо в сердце, в его самую глубокую рану. Она предлагала ему то, о чем он не смел и мечтать – вернуть семью, вернуть прошлое.
«Это… это правда 'Элизиум'?» — спросил он, оглядываясь на идеальный парк, на улыбающихся аватаров вдалеке.
«Да, любимый», — кивнула Лина. «Место, где мы можем быть счастливы. Где Анна может расти, не зная опасностей реального мира. Где мы можем просто… быть вместе. Навсегда».
Рикард посмотрел на Анну. Она улыбалась ему своей самой светлой улыбкой. Он посмотрел на Лину. Она смотрела на него с любовью и нежностью. Все было так, как он помнил. Как он хотел помнить.
Но где-то на задворках сознания звучал голос Призрака: «Это фасад. Иллюзия». Всплывали образы страдающих Фантомов в глючных зонах. Вспоминались слова Алексии/Лины в реальном мире – холодные, расчетливые.
Это не могло быть правдой. Это была самая жестокая, самая изощренная пытка, которую только могла придумать "Имморталис". Они нашли его слабое место и ударили по нему со всей силы. Они использовали образы его любимых, чтобы сломить его, заставить отказаться от поисков правды, принять их фальшивый рай.
Он чувствовал, как его разрывает на части. Одна часть – отчаявшаяся, истосковавшаяся по любви и теплу – хотела поверить, хотела остаться здесь, в этой иллюзии, забыть обо всем. Другая – циничный, раненый детектив – кричала об обмане, об опасности, о необходимости бороться.
«Папа, пойдем покатаемся на лодке?» — Анна потянула его за руку к пруду.
«Да, Рикард, пойдем», — мягко сказала Лина, протягивая ему руку. «Забудь обо всем. Просто будь с нами».
Он смотрел
Глава 21
Глава 21: Тест на Призраков и Осознание Лжи
Идеальный парк. Идеальная семья. Рикард стоял, все еще держа маленькую, теплую (пусть и симулированную) ручку «Анны», слушая мелодичный голос «Лины», рассказывающей о прелестях вечной жизни в "Элизиуме". Каждое слово было медом, бальзамом на его истерзанную душу. Они были здесь. Они были счастливы. Они ждали его. Все, о чем он мечтал в самые темные ночи последние шесть лет.
Но червь сомнения, посеянный видом страдающих Фантомов и предупреждениями Призрака, продолжал грызть его изнутри. Что-то было не так. Слишком гладко. Слишком правильно. Словно хорошо отрепетированный спектакль, разыгрываемый специально для него.
«Пойдем покатаемся на лодке?» — снова предложила «Анна», дергая его за руку и указывая на пруд с кибер-лебедями, скользящими по безупречной водной глади.
«Да, Рикард, пойдем», — поддержала «Лина», ее улыбка была воплощением нежности и заботы. «Забудь о своих тревогах. Здесь безопасно. Здесь мы вместе».
Он заставил себя улыбнуться в ответ. «Конечно. Пойдем». Нужно было играть их игру. Наблюдать. Искать нестыковки.
Они подошли к причалу, где покачивалась небольшая лодка, выглядевшая так, словно сошла со старинной открытки. Они сели. Лодка бесшумно заскользила по воде. Рикард смотрел на «Лину» и «Анну», сидящих напротив. Они выглядели точь-в-точь как в его самых дорогих воспоминаниях. Но чем дольше он смотрел, тем больше замечал… странностей.
«Анна», — сказал он как можно беззаботнее, глядя на девочку. «А помнишь, как мы играли в прятки у бабушки в деревне? Ты всегда находила самое лучшее место».
«Анна» на мгновение замерла, ее идеальная улыбка слегка дрогнула, словно система искала нужный файл в базе данных воспоминаний. Затем она снова засияла. «Конечно, папа!» — весело ответила она. «Я всегда пряталась за большим дубом у сарая!»
Рикард почувствовал, как внутри все похолодело. Не за дубом. Она всегда пряталась в старом погребе, потому что там было темно и немного страшно, и ей нравилось, когда он ее там "спасал". Деталь, которую знала настоящая Анна. Деталь, которую не учли программисты "Элизиума", создавая эту куклу.
Он перевел взгляд на «Лину». Она с улыбкой наблюдала за их "семейной идиллией".
«Лина», — сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал. «А помнишь наш первый поцелуй? Та гроза… и мы спрятались под навесом старого кинотеатра?»
«Лина» снова на долю секунды замерла. Легкий сбой в программе? Затем она мягко рассмеялась. «Как такое забудешь, Рикард? Ты был такой… мокрый и смешной. Это было незабываемо».
Ложь. Снова ложь. Их первый поцелуй был не у кинотеатра, а в переполненном вагоне монорельса, поздно вечером, когда они возвращались с какого-то корпоративного приема. Внезапный, неуклюжий, но абсолютно настоящий. Момент, который не спутаешь ни с чем. Момент, который эта копия, созданная по его собственным, возможно, искаженным воспоминаниям и стандартным романтическим шаблонам, знать не могла.