Неотвратимость
Шрифт:
А сколько там брать? Тьфу! Срамота одна. И голову не особенно хочется прозакладывать. Денежки честные. Этот шум поднимет — враз сеточкой вы же и накроете. А закон сейчас строгий. Раньше мошенникам — верхний предел: два года. Теперь — десять. Разница! Очень все это, вместе взятое, на психику влияет. До такого состояния дошел, что, когда больной лежал у Туликина, вместо самолюбования, которое так всегда растил в себе, стал самоедством заниматься. «Не в ореоле ты праведника выступаешь, не артист ты. А ворюга, — говорю себе. — И характерно, что скатился до элементарной кражи, хоть и под возвышенным предлогом. Мог у того же Аронова денег взять и купить детям телевизор? Мог. А украл. В какое же положение и детей поставил и себя перед самим собой?»
— Трогательно, Олег
— Да нет, Павел Иванович. Просто практиковался, ожидая дружков. На юге будто нашли подходящего «золотого теленочка».
— Какая же цена всем вашим откровениям? Не арестуй вас и ваших дружков, все бы продолжалось, как и прежде?
— Не знаю. Нет, не думаю, Павел Иванович. Вы можете мне не верить, но уже года три-четыре я никого из молодых не пытался втянуть в наши дела, не готовлю себе смены. Собираюсь на покой. По-хорошему.
— Будущее покажет. А сейчас, Матюшин, вот вам бумага и пишите все, как договорились. Не забудьте про «золотого теленочка» на юге.
— Это только некоторые предположения, Павел Иванович.
— Пишите и о предположениях…
Матюшина приговорили к пяти годам лишения свободы. Олег Григорьевич попрощался со старшим лейтенантом Калитиным, написав ему письмо в своем обычном возвышенно-сентиментальном стиле. Обещал, что «твердо поставил точку». Вместе с другими заключенными его повезли туда, где преступникам полагается отбывать наказание.
Рассказ пятый
ЖЕЛТО-ЛИМОННЫЙ ДЕНЬ
— Приветствую вас, Павел Иванович, пожалуйста, распишитесь, — с этого обращения обыкновенно начинался у старшего лейтенанта Калитина рабочий день. Он ставил свою подпись в большой конторской книге, приносимой секретаршей, брал донесения, рапорты, сводки и говорил:
— Спасибо, Раечка.
Секретаршу отдела все называли Раечкой, хотя и возраст и внешний облик этой уже готовящейся стать чуть ли не бабушкой, располневшей, степенной женщины требовал куда более почтительного отношения. Но когда перемены в человеке происходят на глазах, в течение многих лет, они как-то мало фиксируются вниманием. И люди видят обычно друг в друге то, что память закрепила когда-то. Уже стольких начальников отдела пережила секретарша за 25 лет службы, а все Раечка да Раечка.
Нашелся бы такой литератор, расшифровал одну за другой короткие записи в конторской книге с грифом «секретно», единовластным владельцем которой была Раечка, — право, получилось бы увлекательное произведение о борьбе с уходящим в прошлое, но еще цепким, упорно сопротивляющимся преступным миром.
Так думал Павел Иванович, рассматривая лежащий перед ним документ с резолюцией майора Вазина:
«Тов. Калитину П. И. Ознакомьтесь. Зайдите с предложениями».
Предложения… Их много. И все разные. Как это нередко бывает, пока старший лейтенант не скажет: «будем действовать только так», в группе Калитина нет единства мнений. Да, именно в группе не Кулешова, а Калитина. Петя Кулешов первым из четверки друзей сдал кандидатский минимум, и его приняли в заочную адъюнктуру. Пришлось обратиться с просьбой к руководству:
— И с временем будет неважно. И придется нередко отлучаться для подготовки к экзаменам. А там, смотришь, защита подоспеет. Так что прошу освободить от старшинства. Кто заменит? Калитин. Он себя уже неплохо показал. К тому же и я рядом буду, всегда подскажу что, если надо…
Может быть, как раз потому, что Павел хорошо понимал, как нужны будут, особенно на первых порах, советы товарищей, а скорей всего как-то сложилось само собой, что в группе Калитина все важные шаги — совместные ли, каждого — непременно обсуждались на «оперативных квартетах» — так именовали ребята свои, обычно ежевечерние собеседования. Творческий подход
Знакомясь недавно со служебной информацией, которую ему, как старшему группы, положено было знать, Калитин даже не поверил сразу своим глазам и дважды прочитал: одно из управлений исправительно-трудовых учреждений на востоке нашей страны извещало о побеге из колонии осужденного Матюшина-Петрова-Сапожникова. И еще перечислялось несколько фамилий и подробные приметы «короля разгонщиков».
Что же это выходит? Значит, Матюшин играл с ним буквально как кошка с мышью? Как же мог такое простить себе Павел! Психолог! Корпел, корпел над мошенником, возомнил, что сумел все-таки пронять его, а тот возьми да и скройся после всех этих «душещипательных» разговоров. Неужели в прорву канул весь труд? Не может он так ошибиться. Были, несомненно были моменты во время их бесед, когда Матюшина по-настоящему пробирало и он отзывался на задевавшие его слова полной искренностью. Почему же он сбежал? Ретивое взыграло? Новый большой «разгон» прельстил? Нет, Павел. Это ты здесь чего-то не доделал, не довел до конца. Матюшин — явный брак в твоей работе.
Но начальство Павла придерживалось иной точки зрения. Розыск свою работу по делу Матюшина провел как положено. А что преступник, уже осужденный, бежал из колонии — здесь в первую очередь спрос должен быть не с МУРа.
— И чего вообще огород городить, когда группа воров хозяйствует в городе как хочет, — сердито выговаривал Павлу майор Вазин. — Поймай, тогда занимайся самокопанием сколько влезет. А сейчас действовать надо. Поэнергичней. Поцелеустремленней. Поцеленаправленней.
— Понять я вас, Павел Иванович, тут могу. А поддержать должен майора Вазина, — говорил и Степан Порфирьевич Соловьев, только несколько дней как приступивший к работе и сразу окунувшийся в хлопотливые розыскные дела.
— Зовите группу, старший лейтенант, — предложил Степан Порфирьевич. — Посидим все вместе. И вот Алексей Михайлович с нами. Прикинем еще раз, как и что.
Было так. Начиная с июля в самых различных районах Москвы группа воров — все говорило за то, что не один, а именно группа! — подбирала ключи к квартирам, хозяева которых были на работе. Только за последние две недели ноября буквально тайфун квартирных краж (их было девять!) прокатился по проспекту Мира.
Сотрудники МУРа тщательно проанализировали кражи по методу совершения, по времени, по тому, что прежде всего и как хватали жулики в квартирах. Создавалось впечатление, что всюду действовала одна и та же группа, главарем которой был изворотливый, предельно осторожный, видно, многоопытный рецидивист. Бывало, что в обворованную квартиру сотрудники угрозыска прибывали через десять-пятнадцать минут после посещения ее жуликами.
Все кражи происходили примерно в одно и то же время — с десяти до двенадцати часов дня.
Всегда преступники действовали с «прозвоном», то есть предварительно много раз звонили и, если кто оказывался дома, мгновенно испарялись.
Орудовали воры предпочтительно в новых жилых массивах. Выбирали отдельные квартиры, расположенные особняком, без соседей. Более других предпочитали 9—12-этажные крупноблочные дома-башни. Ясно было, что шли с верхнего этажа, начиная там «про-звон». На нижних, 3—4-х этажах краж не совершали: и сверху спускаются и снизу чаще люди идут.