Неотвратимость
Шрифт:
— Дашка?
Прежние соседи Харабаровой аж заходились от негодования, рассказывая о ней.
— Поверьте, девица достаточно легкого поведения.
— А мать ее — они вместе жили — такого же поля ягода. Как только держат подобную личность в детском саду? Воспитательница! Большего издевательства над этим понятием представить невозможно.
— Какие попойки они здесь что ни день устраивали!
— Самый настоящий притон был. На окне «маяк», подозрительные личности какие-то шлялись и днем и ночью.
— Мы все так и заявили Дарье с мамашей: или убирайтесь куда хотите подобру-поздорову, или мы через суд вас заставим выехать, да туда, куда Макар телят не гонял.
Они и разъехались, мамаша с дочкой.
— Спасибо. Характеристика исчерпывающая. Еще бы одно только выяснить. Вот вы не помните? — Петя Кулешов обратился к самой активной из жильцов — старушке, которая, как выяснилось, была здесь ответственной квартиросъемщицей. — Не заходил ли к Харабаровой когда-либо некий Корнилов Матвей Данилович? Среднего роста, рыжеватый такой мужчина, лет пятидесяти?
— И вспоминать нечего, — заторопилась активная старушка. — Заходил. И не один раз. К матери Дашкиной заходил. Даже ночевать оставался. Они его все дядей Мотей называли. Спокойный, аккуратный такой мужичонка. И вежливый. Выйдет умываться, «доброго утречка» не забудет. Уходит — попрощается. Не шумел, как другие. И до скотства не допивался. Мы его хорошо приметили.
В этот день в отделе у полковника Соловьева был праздник.
— Наконец-то! — потирал руки майор Вазин. — Вот он и третий уголок группы отыскался. Женщина! Немедленно брать надо эту Дарью. А ты, Павел, говорил! Что сейчас скажешь?
— То же самое, что и раньше. Я теперь еще более убежден, что Главарь орудовал в одиночку. И ни при каких условиях не могу согласиться с арестом Харабаровой.
— А куда торопиться? — полковник Соловьев по своему обыкновению сразу подоспел, чтобы снизить накал. — Она от нас не уйдет. Мамашей поинтересовались?
— Интересуюсь, Степан Порфирьевич. Кулешов вот-вот должен подъехать из Кунцева.
То, что сообщил вскоре Кулешов, настроило майора Вазина совсем на воинственный лад. Совпадения и в самом деле красноречивейшим образом говорили в пользу версии о группе. Начать с того, что мать Дарьи — Елизавета Петровна Биленкина — оказалась родной сестрой Михаила Воробьева. Родилась она в той же деревне, что и Корнилов, и была примерно его сверстницей. Обитала Биленкина в поселке Кунцево, возле станции метро «Молодежная», в большой коммунальной квартире вновь выстроенного дома. Корнилов подолгу жил у Биленкиной — единодушно свидетельствовали соседи по квартире. По заявлению жильцов участковый уполномоченный местного отделения милиции даже застал однажды «родственника» у Биленкиной и предупредил, чтобы в течение суток он выехал к себе, в Тульскую область. И это не только слова: в книге участкового зафиксированы все данные Корнилова.
И соседи и работники детсада говорили, что Биленкина — любительница выпить, погулять, но держалась в рамках приличия. Жила более или менее скромно. И одевалась обыкновенно, по средствам. А тут, примерно с марта месяца, не только сама вырядилась в добротные вещи, но и кое-что предлагала купить у нее. Так, она продала жильцам кофту шерстяную импортную, перчатки очень красивые, в детсаду — сапожки модельные, портфель, который будто бы избранник ее сердца привез из-за границы. По утверждению Биленкиной, она вскоре выходила замуж. И не только не скрывала, но и всячески афишировала это. По ее словам, муж — полковник в отставке и преподает сейчас электротехнические дисциплины в одном из московских вузов. Вместе с пенсией он зарабатывает, дескать, столько, что совсем задарил ее и, видите, она вынуждена кое-какие вещи даже уступать хорошим знакомым.
— Нет, как хотите, а всю эту теплую компанию надо сейчас же изолировать, — настаивал майор Вазин. — Все проданные вещи изъять. У мамаши с дочкой провести тщательные обыски. Уверен, что еще не такое у них обнаружим. И всех, всех — на очную ставку с Корниловым.
Полковник
— Как, старший лейтенант? Не дадим мы маху, если оставим пока на свободе «семейство»?
— Ну нет! — Майор Вазин считал себя вправе действовать со всем присущим ему напором. — То, что Главарь задержан, заставит его пособников принять все меры, чтобы избавиться от краденых вещей. А может, кто из соучастников и сам даст деру. Тут же мы сразу все обрубим. Очные ставки с Корниловым, ворованные вещи перед ним на стол — попробуй откажись. Раз, два — и делу конец.
— Не конец, а только начало.
Павел очень устал за дни единоборства с Главарем и напряженных поисков доказательств. Изрядно измотали его и ночные бдения, когда приходилось осмысливать добытые данные и намечать пути розыска и допроса на завтра. И потому он отвечал майору в совсем несвойственной ему, почти равнодушной манере, тихим, бесцветным голосом.
— Заставить Корнилова признать факт участия в кражах — разве можем мы этим ограничить свое участие в раскрытии преступления? Найдем с десяток вещей, «привяжем» их к конкретным кражам, а дальше что? Корнилов охотно возьмет эти кражи на себя, чтобы поставить точку. Ему большего и не надо. Что пять краж, что пятьдесят — срок один, иск же — меньше. А что мы будем делать с теми кражами, что «висят» на нас? Главарь, тут вы правы, будет драться до последнего и каждую новую кражу признает «своей», только если его носом ткнуть, как нашкодившего пса, выложить перед ним прямые улики: смотри, любуйся и подымай ручки кверху.
— Что же, по-твоему, надо упускать и ту возможность, что открылась перед нами?
— Почему же упускать, Алексей Михайлович? Этой возможностью надо просто несколько иначе распорядиться. Теми данными, что добыли, Корнилова надо обязательно огорошить, ударить наотмашь, чтобы на ногах не устоял. А за мамашей с дочкой смотреть в оба глаза.
— Давайте так и поступим. Тактика и стратегия нами выбраны безотказные, — Степан Порфирьевич мгновенно превратил майора Вазина из ярого противника в союзника. — Тем более что никак нельзя забывать о нашей святой обязанности — узнать, куда, как, какими путями сбывал Главарь краденые вещи. Раздарил он пустяки по сравнению с тем, что похитил. Где находится подавляющая часть того, что им забрано в квартирах? Как бы изловчиться, чтобы вернуть все эти вещи владельцам? И как навсегда лишить «хлеба» скупщиков краденого? Вот бы нам решить какие задачки…
Утром Павел, не дожидаясь, пока Корнилов даже как следует рассмотрит разложенные на всех столах вещи, нанес ему целую серию задуманных ударов. Главарь был травмирован, поражен услышанным. Как добрались до Биленкиной и Харабаровой? Он и представить себе не мог, что кто-то из его пособников, верных друзей, посмеет преступить строгий запрет и пойти с подаренными вещами в скупку или в ломбард.
Старший лейтенант приберег еще один удар по самолюбию Главаря, на тот случай, если он снова попытается при допросе уйти в сторону. А пока вполне хватало для закрепления позиций тех вещественных доказательств, что мог видеть перед собой Корнилов.
— Так как же насчет Кутузовского проспекта и Кунцева, гражданин Корнилов? Запамятовали о них?
Корнилов уже полностью оправился после испытанного потрясения и, кашлянув, как бы проверяя голос, довольно уверенно, но еще немного тускло произнес:
— Не хотел хороших людей впутывать. Они дали мне несколько дней отдохнуть. Ну, я и решил их поблагодарить.
— Этими вещичками?
— И еще другими.
— Значит, все-таки есть на душе грех. Вещички-то взяли без спросу.
— Что было, то было. В Зеленограде попутал бес. Две-три, может быть четыре, квартиры навестил. А в Москве — ни-ни. Возьмите, гражданин начальник, мой прежний приговор. В Калининграде воровал. А в столицу ни ногой.