Неожиданное приобретение Виттории Флорабелио
Шрифт:
План созрел в голове мгновенно.
До библиотеки она добраться не успеет, это яснее ясного. Да и чем помогут против хищного аморфного монстра обычные двери? Суровые законы мира колдовского никто не отменял…
«Но и законы физики – тоже. Что там у нас с инерцией?»
Виттория досчитала до трёх – и, зацепившись сгибом руки за фонарный столб, резво развернулась на сто восемьдесят градусов. Гадкое клубящееся облако пролетело мимо.
А она снова рванула, но в противоположную сторону.
«Колдовать нельзя – и дураку понятно; без колдовства
И, решившись, Виттория швырнула через плечо всё, что было в карманах – мелкие монетки, разноцветные верёвочки с узелками, деревянный гребешок… Пока к ним не прикоснулось зло, то были обыкновенные предметы, без капли мистики. Заклятья, нашёптанные над ними, просыпались лишь в момент острейшей необходимости.
Метрах в двадцати позади неё раздался жуткий грохот – мусорные ящики опрокинулись, а тварь взвыла, почему-то по-собачьи.
Счёт шёл на секунды, на шаги.
Один, два, три, четыре…
Справа показался злополучный десятый дом – вполне мирный, скучный, со светлыми окнами и занавесками в цветочек.
…пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…
Туго зазвенели невидимые струны, запели голоса. Улицу, мгновение назад совершенно обыкновенную, если не считать чудовищ и зачарованных домов, рассекли препятствия – звенящие ручьи из голубых ниток, огненные – из алых; закрутились потоки ветра. Воздвиглись железные врата – там, где лежали монетки, протянулись цепи; где упала расчёска – вырос терновник, растопыривая шипы, облекаясь нежными белопенными цветами. Инфернальный вой твари стал жалобным.
…тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь…
В среднем человек пробегает стометровку за пятнадцать секунд. Тори казалось, что даже с сумкой под мышкой, даже в широченной юбке она бьёт все рекорды. Кровь стучала в ушах; ноги болели. Расплескался свет от фонарей – здесь, в начале улицы, почти не было сломанных и перегоревших ламп. Впереди раскинулся парк – извилистые дорожки, кое-где гирлянды, вдали – прожектора, верно, над стадионом или кортом.
Виттория загляделась, налетела на вывороченный бордюр и растянулась на асфальте.
В колено точно раскалённое шило вонзилось. Перед глазами поплыли пятна.
Монстр, запутавшийся в терновнике посреди улицы Свадебных Маршей, выл и стонал на всю округу, как свихнувшаяся сигнализация…
Неминуемо должна была накатить паника, слёзы подступили к горлу. Но вместо того чтобы застыть в силках беспомощности, увязнуть в отчаянии, Виттория ощутила здоровый, праведный гнев – и прилив сил.
– Да твою ж мать, – тихо и чётко проговорила она и, стиснув зубы, начала подниматься. – Сколько можно? В моём-то городе!
«Шило» в колене оказалось всего лишь пробкой от пластиковой бутылки – болезненно, однако без серьёзных последствий. Виттория прошмыгнула в парковые ворота и не стала тратить время на колдовство – просто заклинила створки, сунув в петли вместо замка первую попавшуюся палку.
От Летиции действительно пришло сообщение: «Только не вздумай туда соваться! Подожди, мы поймаем такси, будем через полчаса!»
Вой твари вдали прекратился. Впрочем, ничего хорошего это не сулило.
– Поздновато, – пробормотала Виттория, напуская на себя бесшабашную храбрость, и пролистнула свою коротенькую телефонную книжку. Вскоре в трубке пошли гудки. – Тридцать минут в лучшем случае, если такси приедет сразу… Алло!
– Ты уже там, – безошибочно угадала Летти по одному только слову. – Полезла проверять?
– Вы, наверное, не поверите, но я совершенно случайно…
– Нет, никто никого не съест, не мели ерунды! Так, извини, я это не тебе… Ну да, ещё бы – нарочно в неприятности влипать. Ты как?
В трубке неразборчиво заругались между собою. Почти одновременно затрещала палка, вставленная в петли, ворота заскрипели – где-то там, за поворотом, слишком, слишком близко.
– Всё очень плохо! – честно призналась Виттория, понижая голос, и прибавила ходу. Перебранка на другом конце провода сразу стихла. – Это совсем плохой колдун, он запрещённые вещи делает, жертвы приносит. Может, человеческие, поэтому до него и не добраться было… За улицей Свадебных Маршей есть парк. Там бассейн. Я бегу туда, ну и, в общем, это… На помощь!
Больше ничего сказать она не успела; телефон, выбитый из руки, полетел в траву, а справа промелькнуло что-то жуткое, голодное…
– Буся, фас, – приказал меланхоличный мужской голос. – Кушай, кушай.
– Да что вы, сговорились, что ли! – взвыла Тори и ладонью наискосок рубанула воздух, прочерчивая границу.
Буся, которого по справедливости следовало бы переименовать в «Буэ-э-э», обслюнявил невидимую преграду туманными языками и замер на той стороне, обиженно пузырясь. Мертвечиной от него несло нестерпимо; внутри чёрной клубящейся массы можно было разглядеть маленькую голову, почти как у ребёнка, но Виттория сочла, что глазеть в такой ситуации – непозволительная роскошь.
К подолу был пристрочен клочок атласа – белого, как молния, с серебряной обережной вышивкой по краю. Держался он отнюдь не на честном слове, но возиться с колдовскими ножами и с величавыми церемониями Буся вряд ли бы позволил, а потому оставалось только рвануть ткань на себя, выдирая с нитками.
– Сгинь! – приказала Виттория, вкладывая в одно слово всё своё отвращение к замогильной твари. – Белая молния в небесах – ярче свету не бывать! Сгинь, сгинь, сгинь!
Вспышка ударила гадину изнутри, точно самозарождаясь в ней, и растерзала в клочья, а клочья развеял ветер. На дорожку тяжело рухнули останки – всего лишь собачьи, не детские, как показалось с перепуганных глаз в самом начале. И сразу почудилось, что фонари разогрелись ярче, света прибавилось, небо стало чище, и даже послышались вдалеке взволнованные юные голоса и смех.