Неожиданное приобретение Виттории Флорабелио
Шрифт:
…всё это могло вот-вот исчезнуть.
Сумасшедшего колдуна случайные свидетели не остановили. Он бежал неуклюже, как человек, не привыкший к физическим нагрузкам вне комфортного спортзала – и на ходу рассыпал что-то из горсти. Может, полированные спилы человечьих костей, вымоченные в крови, заклятые страшными словами; может, ещё что-то столь же гадкое. Но следом за ним из земли поднималось нечто огромное, бесформенное, опасное. Не такое, как безымянная потусторонняя плесень, пусть разросшаяся до размеров слона – нет, гораздо, гораздо хуже. Колдун словно вытаскивал из-под города, из самых его гнилостных катакомб, ту инфернальную сущность, из которой рождаются эпидемии, пожары, войны,
Обычно рассеянное, полусонное, сейчас оно сконцентрировалось, собралось в жуткую растопыренную ладонь, покрытую голодными ртами и всевидящими глазами, словно язвами.
Зло вышло на охоту.
Будь Виттория одна, она бы, наверное, сумела сбежать. Запутала бы следы, как зайчиха, затаилась бы в норе, обвешавшись заклинаниями, и дождалась бы подмоги… В том, что Белый Лис непременно бы одолел призванного монстра, и сомнений не было. Однако он ни за что не успел бы вовремя, и от случайных свидетелей не осталось бы и следа – а может, и от целого квартала, если бы тварь разгулялась.
«Путь добра и чести весьма тернист», – любил повторять Лобо Флорабелио, если верить биографам. В реальности он говорил нечто иное по формулировкам, но по смыслу почти то же самое.
И Виттория была с ним согласна.
– Сгинь, сгинь, сгинь! – Она шла навстречу монстру, прижав книгу к груди, и сердце так и норовило прыгнуть под обложку, спрятаться там среди страниц – трусливое, трусливое сердце. – Сгинь, сгинь, сгинь! Именем молнии и огня! Именем света, золотого солнца и серебряной луны! Именем всего, что истребляет зло! Я, Виттория Джованна Инес Неуза ди Арантес Флорабелио, приказываю – сгинь!
Вспыхнули разом все талисманы и обережные швы; юбка распалась на сотню опалённых клочков. А тварь замедлила ход, заколебалась, затрепетала на промозглом ночном ветру – ей не хватало сил, не хватало ужаса, исходящего от случайных свидетелей, каменными столпами застывшими у бассейна.
…а потом гигантская рука покачнулась странно, пьяно – и сцапала колдуна-призывателя.
Брызнула кровь.
«Оно сожрёт его, – подумала Виттория, леденея. – Сожрёт и восстановит силы. А потом дотянется до других и…»
Додумывать эту мысль не хотелось.
А «Багряные сказания о небывалых существах» точно ощутили её неуверенность, услышали безмолвный крик о помощи и так же беззвучно откликнулись, предлагая союз. Ведь колдовские книги, как известно, обладают свободной волей и сами ищут себе достойных владельцев, а уж по каким критериям… Виттории льстил вариант, что дело было в её смелом и самоотверженном поступке, хотя не исключала шанса, что «Сказаниям» просто больше понравилась невинная дева, чем псих, от которого разило дохлыми собаками.
– Ну, ладно, – храбро произнесла она вслух, стараясь не горбиться, пока чудовищная рука заслоняет небо и нависает ниже, ниже. – Что там болтал колдун, тебе нужно сердце? Я согласна, забирай, только помоги мне справиться с этой дрянью!
И почти в то самое мгновение, как она договорила, взмокшие от напряжения ладони обожгло болью, а в груди стало пусто и легко.
Всё вокруг залило белым трескучим светом, словно тысяча молний одновременно ударила в землю. А поперёк этой вспышки легла другая, ярче и тоньше – отблеск клинка, что обычными глазами не увидеть. Накатила дурнота; за ней пришло спокойствие.
Откуда-то Виттория знала, что от призванного чудовища не осталось и следа.
…ей снился странный сон. Словно бы Сити виднеется далеко внизу – россыпь суетливых огней, и золотеет восток, пока что робко, холодно и бледно. И рядом плывут облака, и удивлённые духи
Нет, не только безопасность.
Во сне Тори чувствовала нечто ещё, но не могла пока подобрать имя этому чувству. Знала только, что оно свило себе гнёздышко между пятым и шестым рёбрами, и что от него тепло и хочется улыбаться.
Кажется, она что-то прошептала.
Кажется, ей что-то прогромыхали в ответ.
И всех это замечательным образом устроило.
Она пришла в себя далеко за городом, на вершине скалы, которую в путеводителях для туристов пафосно именовали «Небесным Гнездом», а местные между собой называли Птичьей Жёрдочкой. Вид на закат над Сити отсюда открывался необыкновенный. Под вечер в сезон здесь было не протолкнуться от зевак с фотоаппаратами, но сейчас, в начале лета, да ещё в половине пятого утра бодрствовали разве что глазастые видеокамеры возле кофейни и сувенирного магазина да немногочисленные мелкие чудовища – летучие змеи со стрекозиными крылышками, огненные колёса, меховые пуфики-пауки с обезьяньими лапками… Впрочем, нынче даже самые нахальные монстры отчего-то держались поодаль и пялиться предпочитали из надёжных укрытий, вроде витрины с мороженым.
Виттория с трудом приняла сидячее положение, машинально кутаясь в шёлковую куртку-накидку с широкими рукавами, чёрную, расшитую золотыми хризантемами. После семи лет учёбы в мастерской исторических изысканий смутно припоминалось, что нечто подобное носили на востоке мужчины.
«Хаори, – всплыло в голове. – Да, точно, хаори, традиционный наряд… Но у меня-то он откуда?»
Голые ноги обдал ветер, по-утреннему свежий. Одна мысль потянула за собой другую. Исчезнувшая юбка и эпическое сражение со злым колдуном; книга «Багряных сказаний» – так вот что служило изголовьем во время короткого забытья! Додуматься до чего-нибудь трезвого, разумного или хотя бы пугающего Виттория не успела.
– Ты очнулась от сна с первым лучом рассвета – добрый знак. И что же мне делать с твоим сердцем, прекрасная колдунья?
…Давешний почивший колдун говорил как механическая кукла с изъяном внутри: по интонациям чувствовалось, что с ним что-то капитально не в порядке. У Белого Лиса был изумительный голос, который по большому счёту следовало бы запретить к прослушиванию лицам до восемнадцати лет, приравняв к разнузданной эротике и крепкому алкоголю.
Но этот незнакомец…
В его тембре и обертонах слышался ровный гул пламени, и гудение сталкивающихся тяжёлых клинков, и рокот моря, и далёкие громовые раскаты. Но, таинственным образом сочетаясь и сглаживаясь в одном человеческом голосе, все оттенки порождали ощущение защищённости и узнавания. У мужчины, который мог так говорить, юная перепуганная девушка не побоялась бы ночью на уединённой улице спросить, где можно прямо сейчас снять с карты наличными сто тысяч. И с огромной долей вероятности обладатель этого голоса и интонаций не только ответил бы честно, но и проводил несчастную глупышку и в банк, и дальше, куда потребуется, не покушаясь ни на её невинность, ни на жизнь, ни на деньги.