Непереводимое в переводе, Влахов Сергей

Непереводимое в переводе

на обложку

Влахов Сергей

Шрифт:

2. Из этих реалий, повторим, транскрибируются те, которые отвечают правилу высокой «семантической активности» и стилистической яркости; многие из них быва-

ют в этом отношении как бы помеченными автором. Ч у-ж и е в таких случаях получают то или иное объяснение: слово баскалия в тексте «пыльная рыночная площадь, за которой начинается унылая, выжженная солнцем баскалия, -- так сомалийцы называют опустыненную саванну»'— явно подлежит транскрипции, потому что 1) обозначает местное название, 2) не фигурирующее в словарях ПЯ, 3) достаточно индивидуализированного объекта и, что особенно важно, 4) содержание которого раскрыто в тексте самим автором (при помощи другой, интернациональной, словарной реалии).

Говоря

о выделенное™ в тексте своей реалии, мы имеем в виду не объясняющий ее текст, как при чужих, а сосредоточенность внимания на ней. «Уж у них идет работа страшная. Вы знаете, из чего делается пирог? Из теста с свининой и виноградом», — пишет Л. Толстой2, и этот пирог, гвоздь бала, должен остаться таким же «гвоздем» и в переводе. Значит, его нужно транскрибировать. Но этого мало: для русского читателя пирог — обычное слово, и чтобы в переводе для болгарского читателя оно заняло свое адекватное место, переводчик должен осветить его несколько ярче, например, воспользовавшись необычной начинкой, подчеркнуто указав на странное сочетание свинины с виноградом, и уж, конечно, никак не превращать в баницу.

3. Есть реалии, которые транскрибируются, так сказать, по традиции, несмотря на то, что у них есть полноценные соответствия в других языках. Если, с одной стороны, город и село считаются обычными словами и переводятся на все языки мира, такое слово, как болг. околия, в общем соответствующая рус. «району», англ, district, фр. district, нем. Kjeis, в русском тексте обычно транскрибируется (см., например, БРС); во многих языках не заменяются «равнозначными» и советский колхоз, болг. ТКЗХ (трудовое коллективное земледельческое хозяйство), нем. LPG (Landwirtschaftliche Produktionge-nossenschaft) и др. Различия между ними, конечно, есть, но, как с основанием замечает В. Дяков3, вероятно, не больше, чем между городами и селами других стран. И тем не менее, это вряд ли приведет нас к тому, что американские города мы будем называть «таун» и, добавим,

1 Федоров А. В. Указ, соч., с. 354.

2 К а ш к и н Ив. Указ, соч., с. 453.

3 Т а м ж е, с. 461.

1 И, 8.XI.1975.

з Толстой Л. Н. Там же, с. 263. Дяков В. Още веднъж за реалиите, с. 72.

крупные, важные — «сити», как опасается автор (хотя центр Лондона и останется, наверно, навсегда «Сити» — через прописное «С»!). В частности, в отношении этих двух понятий аргументом не может служить абсолютное содержание референтов: трудно сравнить многомиллионный японский город с небольшим итальянским городком или благоустроенное болгарское село с африканской деревенькой; разница будет скорее относительная — в соотношении между городом и городским образом жизни и селом, сельской действительностью. Но прав автор в другом: в «административных реалиях» труднее, чем где-либо, провести резкую черту между реалией и общеязыковым словом. И многое здесь придется объяснять просто силой традиции. Таким образом переносятся в текст перевода по традиции хутор (англ. Khutor, фр. Khoutor) и станица (англ. Stanitsa, фр. stanitza, нем. Staniza), по-видимому, мало чем отличающиеся в настоящее время от других населенных пунктов в Советском Союзе.

IV. Выбор в зависимости от ИЯ и ПЯ. Решение вопроса о выборе между транскрипцией и переводом зависит также и от ИЯ и ПЯ, от их грамматичес-ских и словообразовательных особенностей, от культуры речи и традиционного для них принятия или непринятия реалий. Приведем несколько наблюдений.

1. Есть грамматически обусловленные группы единиц, которые обычно не транскрибируются, а

передаются иными приемами. Так как подавляющее большинство реалий — имена существительные, очень редко встречаются транскрибированные слова, принадлежащие к другим частям речи. Это объясняется отчасти и тем, что образованные от реалий-существительных прилагательные нередко в той или иной мере утрачивают колорит; например, прилагательное от богатырь — «богатырский» приобретает больше переносное значение, и мы скорее склонны переводить его — «могучий, сильный, несокрушимый» (Ож.), чем транскрибировать; пуд — реалия, но «пудовый» чаще только — «очень тяжелый» (Ож.). Больше того, даже ярко колоритные слова, такие, как девичья или водяной, городовой — субстантивированные прилагательные, нечасто можно увидеть в транскрипции (о прилагательных в значении реалий см. гл. 2).

2. По наблюдениям А. В. Федорова, в русских переводах западноевропейской литературы «упрочивается тенденция избегать., транслитерированных обозначений иностранных реалий, кроме ставших уже привычными»,

100

и, напротив, при переводе «с языков Востока транслите

рация используется достаточно часто..»1. На наш взгляд,

однако, вопрос здесь касается главным образом не язы

ков, а «степени знакомости» объектов соответствующих

реалий: японский быт нам, естественно, менее знаком,

потому и количество отображающих его реалий будет

больше. Но если переводится книга из мало знакомой

нам жизни басков или черногорцев, написанная, кроме

того, в историческом ракурсе, то, вероятно, придется то

же вводить в перевод немало реалий путем транскрипции.

3. Это — с точки зрения ИЯ. Что же касается ПЯ, то