Неприкаянное Племя: Сурвивалист
Шрифт:
– Ты прав!
– воскликнул наместник.
– Я требовал правосудия, но и сумею заставить его уважать, когда оно пришло.
Он приказал немедленно привести Андрона. Но крестьянин, оказалось, скрылся.
– Он бежал в тот же самый день, как ты приказал отдать под суд Майкла фон-Бург!
– донёс посланный.
– И о нём нет ни слуха, ни духа?
– спросил королевский наместник.
– Убегая, он оставил письмо домашним.
Наместник развернул свиток, а из-за кулис раздался голос крестьянина, читавшего послание:
«Дорогие
Лисица встретила на опушке леса зайца. Заяц летел сломя голову из родного леса.
– Что случилось?
– спросила лисица.
– И не говори!
– ответил заяц.
– Большое горе: пришли люди, убили волка!
– Тебе-то что? Разве ты так любил волка?
– Любил! Тоже скажешь! Первый лиходей! Деда, прадеда, пра-пра-пра-прадеда разорвал. Всех моих близких!
– Чего ж тебе так волноваться?
– Не понимаешь! Раз уж волка - и того убили, чего же, значит, зайцу-то ожидать?
Вот почему я бегу из моей страны, мои близкие. Раз самого сэра Майкла отдали под суд, чего же Андрону ждать?»
Королевский наместник сложил письмо. Долго молчал и, наконец, сказал:
– Да! Дворян не надо отдавать под суд. Это пугает простой народ.
Занавес.
Площадь взорвалась громом аплодисментов. Среди толпы, как по волшебству, возникли молоденькие девушки, в фривольных нарядах, которые абсолютно не оставляли места для мужской фантазии, но, тем не менее, в масках, скрывающих лица. Они держали большие блюда, куда местные жители охотно сыпали свои деньги.
А на сцену уже поднимались жонглёры - праздник продолжался.
Обратного Свитка Портала у нас не было и в Риницу мы возвращались своим ходом. Дневной марш-бросок утомил меня не столько физически, сколько морально - ничегонеделанье, когда остаётся тупо переставлять ноги, обозревая унылые однообразные пейзажи, действовало угнетающе. Хатальтуль уже прибыл в епископство и надо было переговорить с ним, моего внимания требовали хозяйственные дела ордена, но, вместо того чтобы заняться ими, я бездумно шел.
В поздний час, когда от холмов потянулись пурпурные тени, пред нами предстали стены Риницы. Часовые на башнях заметили армию, подали сигнал и в городе зазвучал радостный колокольный перезвон. Я поднял руку, останавливая полки, и обратился к солдатам:
– Бойцы, вы одержали победу! Вы герои! И горожане с нетерпением ждут встречи с вами. Они будут с восхищением смотреть на своих защитников, а вечером, после роспуска, постараются затянуть вас в трактиры, где будут слушать ваши истории и угощать выпивкой. Но кого они увидят? Уставших голодранцев?! Нет! Десять минут, чтобы привести обмундирование в порядок! По моему
Солдаты и послушники спешно вычистили одежду, проверили оружие, подтянули ремни и выстроились в походную колонну. Даже выражения лиц бойцов изменились - вместо усталых людей я видел лихих рубак, которым не страшен любой враг, хоть сам повелитель бездны.
– Бой! Бой! Бой!
Слышен колокольный звон - пора на войну,
Бери меч, вставай в строй.
Наточи свой клинок и в подвале старик,
Ты запри свой покой, вспомни молодость,
Пой!
Если столкнуться мечи, то узнаешь ты,
Если столкнуться мечи, то узнаешь ты,
О воинах храбростью полных, идущих на смерть без оглядки.
О полководце, который выполет вас, как сорные грядки.
И о том, как выглядит страх,
Когда солнце в глазах,
Тебе выклюют вороны.
Так мы и шли по улицам Риницы. Несмотря на поздний час, город не спал: жители высыпали из домов, чтобы встретить победителей, наиболее догадливые, залезли на крыши, в попытке хоть что-то рассмотреть; трактирщики выкатывали огромные бочки с алкоголем из дверей заведений и многозначительно поглядывали на солдат.
– Можешь дрожать, ведь идём за тобой и оставлен покой,
Не спасут тебя маги и высокие своды,
Бурый огонь путеводной звездой,
В сердце воина особой породы!
Если столкнуться мечи, то узнаешь ты,
Если столкнуться мечи, то узнаешь ты,
О воинах храбростью полных, идущих на смерть без оглядки.
О полководце, который выполет вас, как сорные грядки.
И о том, как выглядит страх,
Когда солнце в глазах,
Тебе выклюют вороны.
Песня смолкла, когда мы вышли на площадь перед княжеской резиденцией. Катаржина, в окружении пышной свиты, стояла на верхних ступенях дворца, встречая нас.
Я направился прямо к жене и поклонился; хотя поклон и не был глубоким, эта дань правилам приличия удивила Катаржину.
– Жена моя, мы вернулись с победой.
– Я счастлива, муж мой. Я так счастлива!
Меня, в свою очередь, поразила сердечность её ответа. Вглядевшись в неё внимательнее, я заметил, что вид у неё нездоровый, а глаза лихорадочно блестят.
«Черт!
– мысленно выругался я.
– Опять накалдырилась. Запереть бы её в башне... так и сделаю, пусть только родит». Откуда мне было знать, что наши с Катаржиной мысли, в тот момент, полностью совпадали.
– Это были ублюдки Шиманского и Богдана Дримко, вырядившиеся, как серые воины. Они вздумали тайно пройти по нашим землям. Собирались напасть на город перед рассветом, когда все спят.
– Серьезное обвинение, - несмотря на опьянение, Катаржина продолжала мыслить трезво.
– Чем ты можешь доказать свои слова?
– Несколько сотен захватчиков были ранены и попали к нам в плен. Воины Риницы и послушники Ордена опознали в некоторых из них людей, ушедших на службу к Шиманскому и Дримко.