Непримиримые разногласия
Шрифт:
— Я не могу…
— Верно?
— Ты...
— Верно? — повторил он, а когда Холли не ответила, кивнул: — Я так и думал. Даже если бы ты смогла преодолеть все остальное, ты никогда не забудешь, что произошло на твоем диване.
— Это не имеет отношения...
— Чушь!
— Я так же виновата, как и ты.
— Пару часов назад ты другое говорила. Предполагала, что у меня был скрытый мотив.
— Это было неправильно с моей стороны. Я знаю, что ты этого не планировал и сожалеешь о том, что мы сделали.
— Ничего подобного! — прорычал он. — Я сожалею
«Черт побери, мы даже не целовались!» — недавно сказал он, и теперь это исправил: яростно, властно.
И Холли позволила.
Его язык был диким и своенравным, но потом смягчился. Страсть сменилась нежностью, и это было еще более губительно. Движения его языка стали менее агрессивными, но гораздо более интимными. Затем со стоном он оторвался от ее губ, но только для того, чтобы зарыться одной рукой в волосы, а второй обнять за талию. В ответ Холли обхватила его руками. Так они и целовались, держась друг за друга, пока Кроуфорд не поднял голову. Заглянув ей в глаза, он оттолкнулся от стены и вышел за дверь, закрыв ее за собой с громким стуком.
***
Руки у Пэта Коннора дрожали, когда он набирал номер на одноразовом телефоне, который ему дали специально для этой цели: сообщить плохие новости
Ответили после двух гудков.
— Что?
Пэт съежился.
— Я подумал, что тебе следует знать. Все, кого эвакуировали из здания суда, будут снова допрошены.
— Откуда знаешь?
— Распоряжение сверху. Пришло от начальника полиции около часа назад. Они собираются допросить всех: полицейских, судей, чиновников, и допрос будут проводить офицеры со стороны.
На другом конце провода воцарилось продолжительное молчание. Пэт не выдержал и сказал:
— Есть только одна причина, по которой они пошли бы на все эти сложности.
— Они знают, что взяли не того человека.
Пэт понял, что мудрее будет промолчать. Он сделал то, что ему было приказано: держать глаза и уши открытыми. Он надеялся, что это предупреждение снимет его с крючка, и был глубоко разочарован, услышав:
— Постарайся, чтобы мне не пришлось тебя долго искать, когда понадобишься.
Глава 14
Кроуфорд остановился рядом с темным внедорожником, похожим на его собственный. Водитель опустил тонированное стекло, и появилось лицо, профиль которого походил на тот, что изображено на пятицентовой монете коренных американцев. Суровому профилю было под стать и имя: Гарри Лонгбоу (прим. редактора: в дословном переводе «длинный лук»). Гарри проследил свою родословную до команчей: свирепого племени индейцев, которые терроризировали набегами поселенцев и воевали с первыми техасскими рейнджерами. Рейнджеры выстояли. Гарри шутил, что не стал бы держать зло против агентства, если бы против агентства не выступали его гены. Он был одним из немногих избранных Кроуфордом для операции в Халконе.
— Привет, Кроуфорд.
—
— Они убили не того парня? Паршиво.
— И не говори.
— Судья внутри?
— И пока одна, так что не моргай. Это Сейшнс? — Кроуфорд кивнул на машину, припаркованную в дальнем конце улицы.
— Ему не терпелось куда-нибудь уехать. Жена делает ремонт и заставляет его смотреть образцы обоев и ковров.
Уэйн Сейшнс был таким же опытным офицером, как и Гарри, с которым Кроуфорд часто сотрудничал. Также он был гением в компьютерах и никогда не расставался со своим ноутбуком. Оба были надежными людьми.
Кроуфорд предупредил Гарри о скором прибытии Мэрилин Видал и сообщил марку ее машины.
— Любые другие транспортные средства, считайте подозрительными. На этой улице никто не живет, кроме судьи Спенсер и пожилой дамы в главном доме. Кстати, у старушки три кошки. Передайте это Сейшнсу. Не перепутайте бродячую кошку с нашим преступником.
— Последнее, что тебе нужно, это чтобы мы ловили кошек старой леди.
Кроуфорд отсалютовал ему, когда отъезжал.
Улицы были пусты, ничто не казалось даже отдаленно угрожающим, но чем дальше он удалялся от дома Холли, тем сильнее становилось желание вернуться. Как бы надежны ни были Гарри и Уэйн, он хотел сам присматривает за ней и защищать.
— Профессиональная объективность, черт возьми, — пробормотал Кроуфорд.
Со времен Бет он никогда так не целовал женщину. Что было волнующим и тревожным в равной мере.
Последние четыре года он добровольно расплачивался за ту роль, которую сыграл в несчастном случае, унесшем жизнь Бет. Но теперь знал то, чего не знал сутки назад: самоотречение легко дается только, если ты равнодушен к тому, в чем сам себе отказываешь. Отказывать себе в том, чего страстно желаешь было гребаной пыткой.
Когда он завязал с выпивкой и драками в барах, доброжелательные друзья начали предлагать познакомить его с подходящими женщинами, говоря что-то вроде: «Бет не хотела бы, чтобы ты до конца жизни был один». На что он обычно отвечал: «Откуда, черт возьми, ты знаешь, чего бы хотела Бет?» Это был обоснованный, но не имеющий ответа вопрос. Даже он, не знал, чего бы хотела Бет. Однако самоотречение казалось ключом к искуплению. Кроуфорд не врал Холли, когда сказал, что брал женщин в постель, только когда становилось совсем невмоготу. Эти «отношения» заканчивались, едва начавшись, и, черт возьми, он всегда заботился, чтобы его «одноразовые» связи не привели к «долгосрочным» последствиям.
Но прошлым вечером, стоило прикоснулся к Холли, как его захлестнуло желание, столь же неудержимое, как лавина. Быстрый секс его не утолил. Кроуфорд хотел от нее большего, и не только секса. Он хотел нормальных отношений с ухаживаниями, долгими разговорами и всем прочим. Но судья Спенсер совершенно, абсолютно под запретом. Если он продолжит прижимать ее к стенам и целовать, то может попрощаться даже с призрачным шансом вернуть Джорджию. Кроуфорд не мог этого допустить. Скорее потухнет солнце, чем он добровольно откажется от борьбы за своего ребенка. Он — не Конрад.