Непримкнувший
Шрифт:
Эти варианты были разосланы квалифицированным экономистам на отзыв. В числе других макет получил и я. С огромным интересом и с готовностью внести в это полезное дело свою лепту я углубился в изучение текста.
Как стало известно, Сталин остался недоволен выполненной комиссией работой, и представленный текст вызвал у него раздражение. Здесь-то и произошло событие, которое нарушило все мои планы и, возможно, изменило всю мою последующую жизнь. Речь идет о том самом походе с женой в оперетту, когда, не досмотрев спектакля, я был вызван к Сталину на «ближнюю дачу».
После этого, описанного в первой главе, эпизода душа моя была переполнена радостью и гордостью. Я перебирал одно за
Вернувшись с «ближней дачи», я приехал в Большой Кисловский переулок и ворвался к своему другу Борису Пономареву. В трансе я сбивчиво, перескакивая с одного на другое, поведал ему о случившемся. Больше об этом я в течение длительного времени не говорил никому: это считалось тогда недозволенным и даже опасным.
Передавали шепотом близким друзьям об эпизоде с одним из очень известных коммунистических лидеров зарубежного Востока. Сталин со всем гостеприимством принимал его у себя на даче, потчевал ужином и великолепными грузинскими винами. При прощании он дал ему, в знак особого расположения, красиво оформленную коробку шоколада. Тронутый таким добросердечием лидер попросил у Сталина на память его фото с автографом. Сталин сделал это.
Но перед самым отъездом лидера к себе на родину у него, по указанию того же Сталина, в номере гостиницы «Москва» из чемодана это фото было тайно похищено и оставлена лишь коробка шоколада. Он метал громы и молнии. Уверял, что согласен оставить в гостинице всё до нитки и уехать только с одним портретом. Умолял разыскать похищенное, но никто помочь ему не мог.
Какие неведомые извилины головного мозга подсказали Сталину опасность от того, что в далекой республике, затерявшейся в непролазных джунглях, окажется его портрет с дарственной надписью, который будет рассматриваться всеми как величайшая святыня? Ответ на этот вопрос, очевидно, могут дать только психопатологи.
Передавали также о трагической судьбе одного рядового человека, которому в силу причудливо сложившихся обстоятельств Сталин подарил с личной надписью одну из своих брошюр…
Но мысли такого рода лишь молниями проблескивали у меня в мозгу. Я был просто счастлив, счастлив от сознания того, что мне предстоит большая творческая работа, так нужная, по утверждению самого Сталина, партии, народу, всему мировому коммунистическому движению.
Вскоре Л. Леонтьева, К. Островитянова, П. Юдина и меня Сталин пригласил к себе на беседу. И вот мы прибыли «на уголок». Знакомый кабинет Сталина. Нам показалось, что сам он выглядит очень здоровым, бодрым, свежим. Мы сели за стол, Сталин говорил, расхаживая по кабинету и попыхивая своей трубкой.
Он снова подверг обстоятельной критике макет, подготовленный комиссией Маленкова. Некоторые из затронутых здесь вопросов он уже излагал в беседе со мной, другие ставил впервые или же более широко. Мы все потихоньку делали себе заметки, а затем сопоставляли свои записи, и получилась единая запись беседы.
Общение со Сталиным на эти темы оставляло ощущение, что имеешь дело с человеком, который владеет темой лучше тебя. Были и иные ощущения. Вот ещё эпизод.
Позже описываемого периода, в начале ноября 1952 года в номере 20 журнала «Коммунист» (так именно с этого номера стал называться теоретический и политический журнал ЦК КПСС «Большевик») была напечатана моя статья «И.В.
14 ноября в 10 часов вечера мне позвонил А. Поскребышев и попросил, чтобы я позвонил домой Сталину. Я позвонил. Сталин сразу же снял трубку.
Дальше состоялся такой разговор:
— У вас есть перед глазами последний номер «Большевика»? Я прочитал вашу статью. Статья хорошая. Но в ней допущена одна неправильность. Во втором абзаце на странице 42-й вы пишете, что Сталин открыл объективный экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил. Это неверно. Это открытие принадлежит не мне. Закон открыт был Марксом в его предисловии к «Критике политической экономии». Он указывает там, что в определенные исторические периоды производительные силы находятся в соответствии с производственными отношениями. На известной ступени развития производительные силы вступают в противоречие с существующими производственными отношениями. Тогда наступает революция. Вы, конечно, помните это положение Маркса?
— Да, я знаю это общеизвестное положение Маркса. Но ведь Маркс не формулировал это положение как экономический закон. В вашей работе это положение Маркса было развито дальше, и сформулирован был объективный экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил.
— Это верно, конечно, что Маркс не формулировал это положение как экономический закон. Он и ряд других открытых им и очень важных теоретических положений не называл законами, но это не меняет существа дела. Я только выделил и подчеркнул данное положение Маркса, так как многие предали его забвению. Мне кажется, было бы лучше, если бы вы это место в своей статье исправили. Можно написать примерно так: Сталин внес ясность в общеизвестное положение, открытое и выдвинутое Марксом. Или вам не хочется давать такую поправку? Может быть, вам трудно это сделать. Смотрите, ведь это я для вас стараюсь, для вашего авторитета. А то могут подумать, что вот Шепилов Маркса не знает. Переиздайте сейчас эту статью и внесите в это место исправление.
— Переиздать статью в журнале трудно. Может быть, тогда издать её отдельной брошюрой и это место исправить так, как вы указали.
— Ну, что ж, так и сделайте. А то статья хорошая, а это место её портит. Всего хорошего.
…Каждый раз мы возвращались от Сталина в свою обитель в состоянии душевной взволнованности и большого творческого подъема.
Мы, естественно, гордились тем, что выполняем научную работу, имеющую такое важное значение, и под непосредственным руководством Сталина. Мы снова и снова убеждались, как глубоко и свободно владеет Сталин политической экономией, философией, исторической наукой. Как обширны его знания фактов, в том числе фактов, относящихся к давно отшумевшим историческим эпохам. Как мастерски он умеет применять абстрактные категории политической экономии для анализа конкретной действительности.
Всё, что он нам говорил, воспринималось нами как непреложная истина, всё в его указаниях казалось нам новым, важным и абсолютно правильным. Теперь, когда минуло пятнадцатилетие со дня смерти Сталина и мы постепенно начинаем разбираться в наследии прошлого, становится ясным, что нет оснований воспринимать все теоретические работы и положения Сталина в качестве непреложной марксистской истины.
Сталин был опытнейшим популяризатором марксизма-ленинизма. Он умел мастерски взять в соответствующих работах классиков всё самое главное, самое важное и подать подчас сложные исторические выводы, истины, категории, законы просто, ясно, лаконично, доступно рядовому человеку. Такова, например, его работа «Об основах ленинизма».