Нереал
Шрифт:
Значит, надо было рвать в неожиданном, и потому перспективном направлении — на проезжую часть!
Когда три человека, взявшись за руки, решительно врезаются в поток транспорта и, пробиваясь к противоположному тротуару, какое-то время бегут параллельно ему, между автобусом и колонной легковушек, — со стороны это, наверно, замечательно. А вот если кто пробовал — тот меня поймет...
На той стороне я первым делом потащил свой прицеп в переулок, подальше от деда-вонючки с соратниками, чтобы вовсе с глаз долой!
— Ох,
И тут мы услышали грохот. За нами гнался слон, или мамонт, или целый тираннозавр... как он, кстати, выглядит?..
— Нельзя падать! — я дернул ее за руку и потащил к ближайшему подъезду.
— Мамочка, мамочка! — запричитал наконец ребенок. До ребенка дошло, что неприятности и погоня — всерьез.
Мы все трое одновременно ломанулись в приоткрытую дверь. Есть такие подъезды, где дверь вечно полуоткрыта, но это еще не значит, что она распахивается настежь.
Мы бы полчаса колготились возле этой щели, которая была впору женщине с дочкой и тесновата в талии мне, но тут в мою спину врезался мамонт — и мы под скрежет несмазанных петель провалились в подъезд.
— Т-т-т! — победно затрещал Имант и показал мне большой палец.
Затем он ткнул в женщину с ребенком, показал пальцами бег, потом обвел в воздухе воображаемый прямоугольник и нарисовал несколько совершенно иероглифических загогулин.
— Нихт ферштейн, — ответил я ему и завертелся в поисках Леонтины. У нее так хорошо получалось переводить с тэ-тэ-тэшного языка!
Леонтины не было. Да и не могло быть.
Мои спутницы выдержали этот кросс потому, что обе обули кроссовки. А на Леонтине были туфли с каблуками. И она не рискнула выкидываться на проезжую часть под красный свет в такой обуви...
Имант сделал жест, означавший: “За мной!” И углубился в подъезд.
Вот тут-то его ясновидение и подвело. Двор, который, судя по его целеустремленности просто обязан был быть проходным, оказался тупиковым.
— Т-т-т! — сообщил Имант, постучав себя по лбу. И вдруг с хмурым видом выкинул четыре пальца. Во мне все внутренности заледелели.
— Четыре амбала? — спросил я. — Четыре черта с рогами?
И тут меня надоумило счесть присутствующих...
— Четыре гроба?!
— Да вы с ума сошли! — напустилась на меня женщина. — Чего вы мне ребенка пугаете?
— Этих ребенков гробом не испугаешь, — буркнул я и наконец-то вгляделся в девочку повнимательнее. — Настя?
— Настя, — подтвердило дитя. — А я вас сразу узнала, Игорь Петрович! Мама, помнишь?
Тут только до меня дошло, кто эта женщина. Возможная подруга Башарина, которую так искал Васька! А зовут ее, зовут ее...
— Алевтина Петрова!
— Очень приятно, — отвечала Аля. — Добрый день, Игорь Петрович!
— Ну, как дела? — поинтересовался я. А какие, простите, вопросы следует задавать бывшему классному руководителю в таких случаях?
Тут
Осознав, что я написанных в воздухе загогулин не разумею, Имант развернул меня к себе спиной и дал коленом под зад. Не так чтобы сильно — просто придал ускорение. А сам протянул Але руку с грацией балетного солиста и с “Т-т-т!”, которое, чтоб я сдох, прозвучало с французским прононсом!
— Видела бы тебя Леонтина! — сказал я ему, обернувшись. Очевидно, он понял подколку — замахал на меня двумя растопыренными ладонями с явственным выражением: молчи, идиот!
Затем мы вернулись в подъезд, Имант выглянул, убедился, что никаких магических амбалов в переулке нет, и повел нас за собой короткими перебежками, от магазина к магазину.
И вывел на улицу Верещагина. Как выяснилось, он считал лучшим укрытием от взбесившихся магов редакцию “Отчего дома”.
Я хотел было напомнить ему, что он отныне тут персона нон грата, но всех моих мимических способностей недостало для такого сложного, можно сказать, политического понятия. Имант махнул рукой с выражением:
“А-а, все — ерунда!” и устремился в редакционную дверь.
Мы миновали и первый, и второй, и даже третий этаж. Я за это время часто бывал в “Отчем доме” и полагал, что его несложную географию усвоил. Оказалось — дудки! Тут имелся еще четвертый этаж!
Очевидно, цыгана тут пару раз прятали от возмущенной Ксении.
Пока я соображал, это ли имелось в виду при демонстрации четырех пальцев, он достал из кармала черную железку, поковырял в замке крошечной дверцы, открыл ее и первым полез в темную глубину. Аля с Настей забрались следом, а я был замыкающим.
— Ну и что мы тут будем делать? — спросил я Иманта. — Если они нас выследили, то переловят тут, как, как... как грудных младенцев!
Имант помотал пальцем — мол, не паникуй, все не так плохо, все гораздо хуже! И, пригибаясь, протиснулся мимо поставленного дыбом стола к окошку
Если бы я был наблюдательнее, то обратил бы внимание на узкие щели, которые тянулись прерывистой полосой под самой крышей “Отчего дома”. Если вытянуть шею, то из них было отлично видно улицу Верещагина и тех, кто по ней ходит.
Судя по тому, с каким увлечением Имант изучал этот пейзаж, там, на улице, что-то происходило. Я добрался до соседней щели и охнул.
Черная иномарка подкатила к “Отчему дому”, а из нее вылезала знакомая компания — три амбала, дед-вонючка и подозрительно элегантный дядька. Они выследили нас и действительно готовились взять живьем на чердаке.
Имант повернулся и поднес палец к губам.
— Сукин ты сын! — сказал я ему. Он помотал головой, как будто понял.
— Игорь Петрович!.. — очень жалобно обратилась ко мне Аля. — Что же теперь будет? Я боюсь — это очень сильные гипнотизеры... Они меня однажды уже заманили!