Несекретные материалы

Донцова Дарья

Старик галантно сходил в кассу и внес не только Галину ставку, но и свою собственную тысячу, намереваясь сгрести через несколько минут примерно на триста рублей больше, потом вернулся на трибуну.

Сначала кони неслись гурьбой, потом Пикадор вырвался вперед и стрелой полетел к финишу. Стадион загудел. Чуда не происходило, скачку выигрывал лидер. Ефим опустил бинокль, поджидая удара колокола. Внезапно по ипподрому пронесся сдавленный вздох. Буквально за несколько метров до финишной черты фаворит запнулся и упал. Бегущие следом не успели притормозить,

возникла куча мала, настоящая мешанина из конских тел, жокеев и бричек. В результате победу одержал дряхлый Гиацинт, никем не воспринимаемый всерьез. И конь, и наездник казались страшно удивленными, но спорт есть спорт, и единственный зритель, не побоявшийся поставить на доходягу Гиацинта, огреб сказочный барыш. Ефимова тысяча исчезла без следа.

– А все эта чертова баба, – злопыхал дед, – никогда таких невезучих не встречал. Железно известно: хочешь выиграть – ищи новичка и ставь вместе с ним. Никогда не подводило, а тут! Пикадор упал! Люди второго такого случая и припомнить не могут. Как хочешь, конечно, но я на твоем месте эту девку гнал бы из дома. От неудачников надо избавляться. Несчастья приманивают, попомни мои слова. Что-нибудь да случится: наводнение, смерч или что-нибудь подобное… Гони ее вон.

Желая побыстрей заснуть, я сунула Ефиму Ивановичу сто долларов и кулем рухнула в постель. Но не успели мои глазки вновь сомкнуться, как снизу раздался истошный вопль:

– Пожар, горим, спасите!

Прямо в пижаме я ринулась в гостиную. Комната полна дыма и дурно пахнущей белой пены. На окне совершенно обуглившиеся занавески. Рядом Аркашка с огнетушителем в руках, отчаянно вопящая Галя и подпрыгивающая Маня. Следом за мной в гостиную влетела Зайка, сжимая в руках кувшин с водой.

– Боже! – закатил глаза Кеша. – «Не стая воронов слеталась!» Ну подумаешь, занавеска вспыхнула, уже потушили.

Галя продолжала истерически рыдать, со второго этажа донесся голос Серафимы Ивановны, няни близнецов:

– Детей эвакуировать?

– Нет, – крикнула Зайка, – все кончилось.

– Пожар, – почему-то снова завопила Галя, – горим, сейчас погибнем.

– Успокойся, – сказала я, беря гостью за руку, – видишь, занавесок больше нет, а все остальное в порядке.

Женщина стала судорожно оглядываться по сторонам, потом закатила глаза и хлопнулась оземь. Но на этот раз обошлись без «Скорой помощи», просто расстегнули ее тугую грацию. Бедолага открыла веки и тихонько пробормотала:

– Простите великодушно, в детстве оказалась одна в горящей квартире и с тех пор панически боюсь огня, просто разум теряю.

– Это заметно, – буркнул Кеша, – в следующий раз не прикуривай возле занавесок. А то вытащила зажигалку, пламя в полметра, хорошо еще, что я рядом стоял.

Галя курит? Вот это новость.

– И зачем корсет затянула? – спросила Ольга. – Ясно объяснили, что нельзя. Свалишься на улице, кто поможет?

– Галя тут? – раздался вежливый голос, и Миша вступил в комнату.

В руках он держал кипу исписанных листочков и калькулятор. Верещагина быстренько приподнялась, запахивая

платье.

– Галочка, – обрадовался профессор, – погляди, никак не выходит.

Кешка с Зайкой одновременно вздохнули, Маня многозначительно покрутила пальцем у виска.

Да, зря Галя ради Миши затягивается до обморочного состояния. Мужик просто не способен ничего заметить. Вошел в комнату, где сгорели занавески, в воздухе клубы дыма, повсюду белые лужи, и, не обратив ни на что внимания, преспокойненько сел работать. Интересно, как он в обыденной жизни находит дорогу от службы до дома? Хотя, наверное, его провожают аспиранты.

Глава двадцать третья

Вера Ивановна проживала в самом обычном доме. Блочная пятиэтажка с выбитыми стеклами на лестничной клетке, двадцатипятиваттовыми лампочками на этажах и ободранными дверями квартир. Изо всех щелей немилосердно дуло. Страшная китайская куртка, хоть и выглядела на первый взгляд теплой, на самом деле совершенно не грела, и я основательно замерзла, добираясь до нужного места. «Вольво» пришлось бросить на соседней улице, а вместе с ним теплый норковый полушубок, ботиночки на меху и лайковые перчатки. Взамен нацепила «дутые» сапожки и вязаные корейские варежки из синтетики.

За дверью квартиры ь 49 стояла тишина. Странно, договорились о встрече в пять часов. Часы «Картье» преспокойненько лежат в бардачке, может, сейчас без десяти? Есть у меня такой грешок – прийти пораньше. Я позвонила еще несколько раз, но в ответ ни звука. Пристроившись на подоконнике, решила подождать. Время словно замерло на месте, и пачка «Голуаз», конечно же, спрятана в машине. Подъезд будто вымер. Не кричали дети, не лаяли собаки, так тихо бывает в Париже, но не в Москве.

Наконец внизу послышались шаркающие звуки, и неопределенного возраста женщина с трудом потащилась по лестнице.

– Простите, – остановила я ее, – который час?

Тетка устало поставила сумищи и ответила:

– Без двух шесть.

Ничего себе, договаривались-то на пять. Ну нет, больше ждать не стану. Наведаюсь потом к необязательной даме в другом виде и под другим предлогом.

На улице было уже совсем темно. Угораздило же родиться в стране, где восемь месяцев зима! Дома стояли тихие и мрачные. На детской площадке поскрипывали качели. На них сидел парень, по виду лет двадцати, лица не различить, но короткая куртка-дубленка и отсутствие шапки свидетельствуют о принадлежности к подрастающему поколению.

Я прибавила шаг, вокруг никого. Скрип оборвался, отчего-то стало жутко. Так внезапно затихает музыка в кинофильмах. Потом, как правило, следует появление инопланетян или невероятных чудовищ. Сзади послышалось сопение, ноги сами перешли на легкий бег, но тут мое тело вдруг наткнулось на какую-то преграду, и голова инстинктивно повернулась назад, и перед глазами на несколько секунд появилось безумно знакомое, можно сказать, родное лицо.

– Ба… – начала я говорить, ощущая, как отступает невероятный, предсмертный ужас. – Ба…