Несколько моих жизней: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела
Шрифт:
24. Видел удивительные северные семьи (вольнонаемных и бывших заключенных) с письмами «законным мужьям и женам» и т. д.
25. Видел «первых Рокфеллеров», подпольных миллионеров, слушал их исповеди.
26. Видел каторжников, а также многочисленные «контингенты «Д», «Б» и т. п., «Берлаг».
27. Понял, что можно добиться очень многого – больницы, перевода, – но рисковать жизнью – побои, карцерный лед.
28. Видел ледяной карцер, вырубленный в скале, и сам в нем провел одну ночь.
29. Страсть власти, свободного убийство велика – от больших людей до рядовых оперативников – с винтовкой (Серошапка [386]
30. Неудержимую склонность русского человека к доносу, к жалобе.
31. Узнал, что мир надо делить не на хороших и плохих людей, а на трусов и не трусов. 95% трусов при слабой угрозе способны на всякие подлости, смертельные подлости.
32. Убежден, что лагерь – весь – отрицательная школа, даже час провести в нем нельзя – это час растления. Никому никогда ничего положительного лагерь не дал и не мог дать.
386
См. рассказ «Ягоды». Собр. соч., т. 1, с. 54–56.
На всех – заключенных и вольнонаемных – лагерь действует растлевающе.
33. В каждой области были свои лагеря, на каждой стройке. Миллионы, десятки миллионов заключенных.
34. Репрессии касались не только верха, а любого слоя общества – в любой деревне, на любом заводе, в любой семье были или родственники, или знакомые репрессированы.
35. Лучшим временем своей жизни считаю месяцы, проведенные в камере Бутырской тюрьмы, где мне удавалось крепить дух слабых и где все говорили свободно.
36. Научился «планировать» жизнь на день вперед, не больше.
37. Понял, что воры – не люди.
38. Что в лагере никаких преступников нет, что там сидят люди, которые были рядом с тобой (и завтра будут), которые пойманы за чертой, а не те, что преступили черту закона.
39. Понял, какая страшная вещь – самолюбие мальчика, юноши: лучше украсть, чем попросить. Похвальба и это чувство бросают мальчиков на дно.
40. Женщины в моей жизни не играли большой роли – лагерь тому причиной.
41. Что знание людей – бесполезно, ибо своего поведения в отношении любого мерзавца я изменить не могу.
42. Последние в рядах, которых все ненавидят – и конвоиры, и товарищи, – отстающих, больных, слабых, тех, которые не могут бежать на морозе.
43. Я понял, что такое власть и что такое человек с ружьем.
44. Что масштабы смещены и это самое характерное для лагеря.
45. Что перейти из состояния заключенного в состояние вольного очень трудно, почти невозможно без длительной амортизации.
46. Что писатель должен быть иностранцем – в вопросах, которые он описывает, а если он будет хорошо знать материал – он будет писать так, что его никто не поймет.
<1961>
Записные книжки
1954–1979 гг.
ПРИМЕЧАНИЯ
Записные книжки В. Т. Шаламова содержат, в основном, стихотворные тексты – варианты, черновики его опубликованных и частично неопубликованных стихов. Это – те самые «толстые тетради», о которых он говорил в своем эссе «Кое-что о моих стихах» (Собр. соч., т. IV, с. 339–355), но одновременно здесь записывались иногда черновики его писем, дневниковые заметки, суждения по самым разным вопросам, а иные мысли и чувства свои он доверял только этим тетрадям. К сожалению, некоторые тетради были похищены в 1978–1979 годах, когда он стал плохо видеть и не мог контролировать сохранность архива. Тут постарались и «друзья», и сотрудники КГБ во время несанкционированных обысков в отсутствие владельца.
Но все-таки большинство тетрадей Варлам Тихонович передал в РГАЛИ (тогда
В данную публикацию не включаются стихотворные тексты. Обширная публикация была сделана в «Знамени», 1995, № 6.
Настоящая публикация наиболее полно представляет прозаические тексты, заключенные в записных книжках Шаламова.
Подлинники рукописей хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства, ф. 2596, оп. 2, ед. хр. 109–112, оп. 3, ед. хр 1–77.
ед. хр. 12, оп. 3
Тетрадь в желтом переплете, на обложке надпись «1954», в тетради записаны стихотворения из «Колымских тетрадей»: «Когда-нибудь на тусклый свет…», «Еще вчера руками двигая…» и др., рассказ «Шахматы доктора Кузьменко».
Чехов. Поездка на Сахалин в письмах.
После Сахалина Чехов бросился за границу, чтобы хоть как-нибудь снять тяжелую душевную неустроенность. «Приезжал сюда (в Богимово) Суворин, велись беседы, как и прежде, но уже заметно было, что А. П. был не тот, каким был в Бабкине и на Луке и что поездка на Восток состарила его и душевно, и телесно» (М. П. Чехов) [387] .
387
Письма А. П. Чехова под ред. М. П. Чеховой, изд. 2-е, Книгоиздательство писателей в Москве, 1915. М. П. Чехов «Биографический очерк» (1890–1891), с. IX-X.
После Сахалина он не написал ни одного веселого рассказа. Начата и писалась «Дуэль». Он не хочет жить в столицах – ни в Петербурге, ни в Москве после сахалинской поездки. Он переезжает в Мелехово, и Мелехово – это новый, более серьезный период в его литературной деятельности.
Письмо Суворину [388] от 9 марта 1890 г., т. III, с. 19.
Письмо И. Л. Леонтьеву (Щеглову) от 22 марта 1890 г., т. III, с. 33.
«Я еду не для наблюдений и не для впечатлений, а просто для того только, чтобы пожить полгода не так, как я жил до сих пор».
388
Из писем А. П. Чехова к А. С. Суворину 9 марта 1990, 22 марта 1990. «Сахалин – это место невыносимых страданий… виноваты не смотрители, а все мы». Полн. собр. соч., т. ГУ. 1976, с. 45.
ед. хр. 14, оп. 3
Общая тетрадь в коричневом переплете, заполненная еще в Калининской обл., до реабилитации и возвращения в Москву. На обложке надпись: «1954–1955». В ней записаны стихотворения «Инструмент», «Нынче я пораньше лягу..», «Кто мы? Служители созвучья…», «Велики ручья утраты…», «Жил был», «Мы Родине служим…».
Один из героев Мопассана упрекал Господа Бога в натурализме.
Зеркала не хранят воспоминаний. Что видели они?
Русская история двух веков. Где памятники, как люди, прятались в бомбоубежища во время войны.
Мы всегда с побежденными, в этом наша сила.
Март. Юбилей Сервантеса. По газетам и журналам – не Сервантес, а Санчо Панса – главный герой романа. Ветр<яные> мельницы – реальный образ. А Дон Кихот – юмористический образ, показ<ывающий>, как смешно бороться с реальной жизнью чудаку. Вечное – брошено в сторону, Великое воспит<ательное> значение – столкновение идеального и реального – вовсе не упомянуто даже.