Нескучный сад
Шрифт:
Это были заключительные и еще не самые плохие строчки Лешкиного стихотворения.
Больше Лешка не давал нам свои стихи. А когда Зденек как-то спросил его, пишет ли он стихи, Лешка с важностью ответил:
— Для такой ерунды у меня нет времени.
— Врешь! — неумолимо сказал Зденек. — Просто у тебя ничего не получается…
Не найдя что ответить, Лешка предпочел обидеться.
16
Однажды, это было в Сокольниках, Гриша
Помню золотой, октябрьский, не по-осеннему теплый день. Мы бродили по просекам Сокольнического парка. Роберта не было — он работал в первую смену и обещал приехать от двух до трех на Оленью Просеку.
Он приехал в половине четвертого. Приехал не один — с Гришей.
— Здравствуйте и прощайте! — с места в карьер сказал Гриша.
— Почему «прощайте»? — спросили в один голос я и Валя.
— Объясню, не спешите.
Он прилег на траву, пахнувшую тлеющими осенними листьями, заложил руки за голову.
— Так куда же ты уезжаешь? — спросила Валя.
— На строительство железной дороги в Среднюю Азию.
— Вот оно что… — пробормотал Лешка.
— Не могу долго на одном месте, — сказал Гриша. — Мне в райкоме сказали, там люди очень нужны, вот я и решил… Филармония…
Он сощурил свои выпуклые серые глаза.
— Сегодня шел из райкома и думал о себе. Обычно как-то нет времени о самом себе думать, а тут иду и думаю: вот прожил на свете двадцать семь лет, сумма солидная, как-никак разменял тридцатку, а что я сделал? Чем помог революции?
— Ты же строил Комсомольск-на-Амуре, — сказал Лешка.
— Строил. А до этого еще в Полесье жил, избачом работал. Кулаки в меня стреляли. Только им, как видите, не повезло.
Лешка осторожно взял его за руку.
— Не уезжай, Гриша…
Он сказал серьезно:
— Надо. Я не поеду, другой откажется, а кто строить будет?
Он был прав, и все-таки было очень жаль расставаться с ним. Мы привыкли к нему, привыкли к его голосу, к бесчисленным пьесам, к любимой поговорке «филармония».
Казалось странным, что больше не придется видеть всегда чем-то взволнованного, чудаковатого, немного смешного, удивительно доброго и бескорыстного нашего друга.
Он уехал через несколько дней. Уехал радостный, счастливо возбужденный, уже далекий от нас. В его чемодане, обвязанном шпагатом, наверное, кроме книг, не было ничего. Впрочем, он забрал с собой все свои пьесы.
Мы провожали его. Мы бежали за вагоном. Он стоял на подножке, махал рукой и кричал нам какие-то слова, которые заглушались стуком колес.
Таким он запомнился нам: веселый, стоит на подножке вагона, ветер треплет его черные жесткие волосы, и он кричит что-то неслышное, уносимое ветром.
17
С
Когда я была совсем маленькой, эти два слова «Нескучный сад» казались мне сияющими, окрашенными в веселый, золотистый цвет. Нескучный сад! Там всегда радостно, бьют фонтаны, цветут цветы, летают чудесной окраски птицы.
Вместе с друзьями я бегала здесь на лыжах, и встречный ветер свистел в ушах, и с деревьев слетала снежная пыль. Я каталась летом на лодке мимо Нескучного, и знакомые деревья как бы кланялись издали: «Не забывай нас».
И осенью мы собирали здесь букеты из листьев: красных, желто-лимонных, зеленовато-коричневых, царапавших руки сухим, жестяным прикосновением. И в первые весенние дни, едва только лед сходил с Москвы-реки, мы прибегали в Нескучный сад. Деревья стояли еще голые, пахло талым снегом, прошлогодней травой. И все время хотелось петь оттого, что скоро лето…
Однажды мы решили встречать Новый год в Нескучном.
Ровно в одиннадцать мы вышли на лыжах на Москву-реку и пошли друг за другом по направлению к Нескучному саду.
Было морозно. Даже звезды в далеком небе словно бы поскрипывали и дымились от мороза.
Острые тени ложились по обе стороны лыжни. Мы вышли на берег, дошли до Нескучного. Тихие деревья, щедро обсыпанные снегом, расступились, давая нам дорогу.
Мы воткнули палки в снег.
— До чего хорошо мы придумали! — сказала Валя. — Взяли да и пошли на лыжах. Все люди сидят в духоте, жрут, пьют, кричат всякие глупые тосты, а мы один на один с природой…
Зденек посмотрел на свои часы. Единственный из нас он носил на руке часы: его отец переделал старые карманные часы на ручные и подарил их сыну.
— Хотя ты и не любишь глупых обычаев и тостов, однако время, — сказал он. — Без трех минут двенадцать…
Мы невольно взглянули на небо. Кто знает, может быть, в этот самый миг, в канун Нового года, небо должно вдруг стать иным, не похожим на себя.
Нет, все было так, как всегда. Мы подняли палки кверху и ударили одна о другую, как бы чокаясь. И этот негромкий деревянный стук внезапно нарушил тишину: громко каркнула одинокая ворона, ей отозвалась другая, третья…
— С Новым годом! — заорал Лешка.
— А теперь давайте, — сказал Роберт, — давайте будем желать друг другу все хорошее.
— Да, так полагается, — сказала я.
Зденек облокотился о палки.
— Что было бы, если бы сбывались все пожелания?
— Какие? — спросила Валя. — Плохие или хорошие?
— Всякие.
— Если будут сбываться хорошие, тогда все люди будут счастливыми, — резонно сказала Валя.
Зденек иронически посмотрел на нее.
— До чего будет скучно жить…
— Почему? — спросила я.