Несломленная
Шрифт:
Я любила свой город. Любила его провинциальность, его отсталость от бешеного ритма мегаполисов, его покосившиеся автобусные остановки и неказистые, с претензией на роскошь, заведения. Маленький мирок, законсервированные девяностые. Я любила Н., но знала, что никогда сюда не вернусь. Этот город принес мне слишком много боли и разочарований.
Курить хотелось просто невыносимо, но я держалась. Пить тоже не следовало, но тут я просто не могла себя контролировать — иначе бы меня просто разорвало, нужно было срочно успокоиться. Не
Мне было бы гораздо проще, если бы она сказала, что не знает, кто он, мой био-папаша, что перепихнулась с кем-то по пьяни или что-то в этом роде. Но родной дядя! Человек, которого ты трепетно любила и уважала, но только как брата своего отца, и вдруг такое…
Но больше волновало меня сейчас другое: знал ли об этом папа? Очень надеялась, что нет. Папа был замечательным, самым лучшим, и он не заслужил такого предательства по отношению к себе. Я не знала, что у них троих там произошло более тридцати лет назад, но что бы там ни было, мать должна была или поставить меня в известность ещё много лет назад, или забрать эту тайну с собой в могилу. Какой теперь прок от этой правды, когда ни одного ни второго нет в живых?
Неожиданный стук в дверь прервал размышления. Я никого не ждала, странно. Прошлёпав босиком по клетчатому линолеуму, прильнула к глазку — разбит. Узнаю родной Н. Открыв дверь, увидела перед собой мать. Она переоделась, сменив траурное платье на джинсы и свободную тунику. Волосы аккуратно зачесаны в ровный пучок, перевязанный на затылке черным платком, концы которого лежали на плечах.
— Как ты меня нашла?
— Ты сказала, что остановилась рядом. В нашем районе только одна гостиница, так что выбор невелик, — слегка улыбаясь, ответила она.
— Кто тебя сюда пустил?
Выглянула в коридор. Пусто. Ни души.
— Это тебе не столица, здесь все друг друга знают. Так и будем стоять в дверях?
Неохотно посторонилась, пропуская мать в свое временное пристанище.
Номер был совсем маленьким: кровать по центру, рядом расшатанная тумбочка, небольшой шкаф для одежды, кофейный столик и два кресла, на одно из которых она присела.
— Извини, чаю не предлагаю — у меня его нет.
— Ты садись, нам нужно поговорить, — кивнула мать на соседнее кресло.
Немного помешкав, я всё-таки выполнила её указание. Послушная девочка Саша.
— Что ещё ты хочешь мне сказать? Может быть то, что Вовка всё-таки не мой брат, и его нам подбросили цыгане? Или что бабушка вовсе не была моей бабушкой — а советской разведчицей, потерявшей память? А может, раскроешь глаза на то, что вообще вся моя прошлая жизнь лишь иллюзия, и на самом деле я нахожусь сейчас в дурдоме? Давай, мама — жги! — нервы совсем разошлись, и я чувствовала, как молниеносно завожусь.
— А
— Не думаю, что между нами есть что-то общее. Я совсем другая! — не выдержав её пристального взгляда, подошла к окну, повернувшись к ней спиной. Не хочу её даже видеть!
Облокотившись о подоконник, попыталась привести дыхание в порядок.
— Я действительно понимаю твои чувства, — мягко проговорила она, — узнать такое в любом возрасте испытание, но тогда, будучи школьницей, ты ещё не была готова к подобному. Правда бы ранила тебя.
— Она и сейчас меня ранила, — процедила сквозь зубы.
— Твой папа тебя очень любил…
— Какой из пап? У меня же их больше, чем у всех нормальных людей. И вообще, — резко повернулась, — мне противно думать о том, что ты наставляла отцу рога с его же братом! Господи, мама, это же низко!
— Всё было совсем не так, я не изменяла твоему отцу. Никогда. Ни разу, — спокойно произнесла она и постучала ладонью по подлокотнику соседнего кресла. — Присядь, пожалуйста, пришло время тебе всё узнать…
Часть 35
Город Н., 1980 год, август.
Женское общежитие швейного техникума.
— Девчонки, девчонки, посмотрите, какую Гена кассету достал! — прямо с порога возбуждённо протараторила запыхавшаяся Зойка, бережно извлекая из сумки прямоугольный пластиковый контейнер.
— Ну-ка, дай я заценю, — Алла бесцеремонно выхватила кассету. — Ого, Бони-М! Молодец твой Генка, любой дефицит достанет! И-и-раа, И-ир, магнитофон принеси! — приоткрыв входную дверь прокричала Алла.
— Упекут когда-нибудь Золотухина твоего, как злостного фарцовщика, — сидя на подоконнике, аккуратно выводя стрелки на глазах, подначила Надя Соловьёва. — Будешь потом ему передачки носить в места не столь отдаленные.
— А ты не завидуй! Тебе Генка от ворот поворот дал, вот ты и злишься, — хихикнула Зоя. — Обещал ещё джинсы импортные достать в следующем месяце, — гордо добавила она.
— Заводи шарманку! — Алла поставила на стол новёхонький кассетный магнитофон «Электроника — 302» — ещё один подгон Золотухина. Включив веселую заграничную мелодию, Зоя и Алла задорно пустились в пляс, при этом громко подпевая, коверкая незнакомые нерусские слова.
— Тамар, это случайно не твой академик столичный нарисовался? Сигналит вон под окном, — Надя, отложив тушь, выглянула в раскрытое окно.
Тамара выключила утюг и, подбежав к подруге, высунула голову на улицу:
— Жорик, я сейчас! Подожди минуточку! — отослав воздушный поцелуй, девушка вернулась к разложенному на кровати платью, продолжая торопливо доглаживать.
— На свидание идете? — оценив кавалера в соседнее окно, спросила Алла.
— Ага. В кино пригласил, на «Москва слезам не верит».