Несломленная

Джонсон Эмбер Л.

— Перестань пялиться на меня, — пробормотала я.

Он повернул налево и сжал мою руку.

— Не смогу, даже если попытаюсь.

Я не хотела, чтобы мы подъезжали к моему дому. Мне хотелось остаться в его машине. Уехать в ночь и больше не оглядываться, ни о чем не заботиться. Я хотела убежать и забрать его с собой, но реальность дергала за края моих фантазий, заставляя неловко ерзать на сидении. Такер, вероятно, никогда не захочет покинуть это место. Он не мог быть так далеко от своей сестры. От своего отца. От той жизни, которую он всегда знал —

неважно, насколько она была плохой

Интересно, если я получу грант и уеду в университет Вандербильта, как он отреагирует? Будет ли меня ждать? Будет ли приезжать? Я попыталась представить нас вдвоем в доме детства моей мамы, и картина того, как он сидит у стены и играет на пианино, пока я готовлю ужин в старых маминых кастрюлях и сковородках, заставила мое дыхание замереть. Я никогда раньше об этом не думала. И на мгновение мне стало страшно.

— Может, мне войти? — он всегда спрашивал разрешения. Никогда не парковался и не шел следом.

Его рука грела мою, и больше всего на свете я хотела отвлечься от собственных мыслей. Однако, я также боролась с чувством, что в конце концов все изменится. И я не была к этому готова сегодня вечером.

— Завтра. Я должна подготовить эту…

Он коснулся губами моих пальцев и кивнул.

— Завтра, так завтра.

Наш поцелуй на ночь был коротким и сладким. Мое сердце было на месте, но голова плыла от слишком большого количества «что, если», так что я не могла дать Такеру больше, чем просто поцелуй на ночь.

А позже, во сне, я видела, как Такер прощается со мной.

***

— Последний раз, — сказала Беркли за кулисами «Пинка». — Я буду чертовски скучать.

Маркус встал и схватил ее за плечи, чтобы крепко обнять.

— Ого, — пробормотала она, уткнувшись ему в грудь.

— Это был лучший год в моей жизни, — сказал он, сжимая ее крепче и заставляя пискнуть и слабо размахивать руками по бокам.

Когда он отпустил ее, она отшатнулась и поправила волосы.

— Давай не будем сейчас сентиментальничать. Прибереги это на потом. — Маркус даже покраснел.

Сара обхватила свое лицо руками и посмотрела на нас, стоявших полукругом.

— Нет больше потом. Никаких обсуждений выступления на следующей неделе. Нет причин что-то обсуждать.

— Я об этом не думала, — печально сказала Беркли. — Мы могли бы. По старой памяти?

— Может, нам просто стоит выступить с оглушительным взрывом, — возразила Сара, убирая невидимую пылинку на своих леггинсах. — Мне бы хотелось запомнить все именно так. К тому же, на сцене у меня меньше шансов расплакаться. И макияж у меня сегодня потрясающий. Просто для справки.

Такер расхаживал по комнате, потирая ухо, пока кончик его не стал нездорово красным. Я следовала за ним, пока он не заметил и не остановился, чтобы посмотреть мне в лицо. Я потянула его руку вниз и взяла в свою.

— В последний раз. Нам больше нечего доказывать.

— Ты совершенно права, — он наклонился и прижался своим лбом к моему.

— У нас

все отлично.

— Даже больше, чем отлично.

На долю секунды мне показалось, что он говорит не о группе.

***

Когда над толпой повисла последняя нота финального безудержного выступления, я закрыла глаза и прижала микрофон к груди. Всего через несколько минут все закончится, и я хотела продлить это чувство так долго, как только было возможно.

Мы покинули сцену и медленно вернулись в комнату, которую я слишком полюбила за столь короткое время. Мы обменялись объятиями, пообещали, что все равно будем тусоваться вместе — пообедаем еще разок, как в старые добрые времена, а Беркли напишет из колледжа. И, может быть, нам удастся отправиться в путешествие, чтобы навестить ее. Так что я произносила все необходимые слова, кивала в нужное время и улыбалась, как могла. Но я уже проходила через это и подозревала, что все закончится точно так же, как и в прошлый раз. Еще одна часть моего сердца была отдана без надежды на возвращение.

Я полюбила людей, с которыми прощалась. Это казалось окончательным, хотя и не должно было. Я чувствовала, как поднимаются мои барьеры, и боролась с желанием отключиться.

Через переполненную парковку Такер, держа за руку, повел меня к своей машине, иногда останавливаясь, чтобы поговорить с небольшими группами людей. Я молча держала его за руку, ожидая, когда он решит, что пора уходить.

Никогда в жизни я так не хотела уйти от самой себя.

Когда мы наконец добрались до машины, я почувствовала, как в моей груди поднимается тревога. Такер наклонился и схватил меня за запястье.

— Что с тобой происходит?

— Я с ума схожу.

— Почему же? — Он был так близко, что мне захотелось забраться к нему на колени и спросить, собирается ли он тоже уйти — каждый ли человек в моей жизни неизбежно должен оставить меня позади. Вместо этого я потянула его за футболку, пока мы не начали целоваться. Я отчаянно желала быть ближе к нему, потому что чувствовала себя такой потерянной.

— Эй, — он откинулся назад и освободил мои кулаки от своей почти разорванной футболки. — Серьезно. Поговори со мной, Мэл.

Я выглянула в окно и крепко зажмурилась.

— Мы можем куда-нибудь поехать? Куда угодно, только не домой. Я не хочу быть там сейчас.

— Конечно, — он завел машину, свернув направо, в противоположную от моего дома сторону, и поехал в неизвестном направлении. Я позволяла себе вольности в его машине; в конце концов, он дал мне полную свободу действий. Я включила радио и прислонилась головой к холодному окну.

Через некоторое время он съехал с дороги на гравий. Свет фар прыгал по грязи, которая подлетала над капотом. Нас окружали деревья, и я ждала, затаив дыхание, пока он не припарковал машину у старого обветшалого забора. На многие мили вокруг не было видно ни одного дома. Небо над головой было широко распахнуто черным куполом мерцающих звезд. Именно так, мне казалось, выглядела вечность.