Нестор Махно

Ахинько Виктор

— Зачем? Идиотами нас считают? Они же спят и видят в своих лапах пол-Украины!

— И я тэ ж самэ кажу Нэстору. С Пэтлюрою вин нэ захотев брататься, а з ворогамы зустричаеться.

— Обязательно увезу его! — пообещал начальник штаба, и утром они уже катили в Бердянск.

На Приазовской возвышенности было холоднее, холмились голые поля, крутилось вороньё, и дороги словно вымерли — нигде не видно ни одного дядьки. Здесь недавно гремели бои. Белые откатились на восток до Волновахи, где у них артиллерийские склады.

— Надо бы их взять, — сказал

Билаш. Они с Махно и Алексеем Чубенко ехали в автомобиле.

— Мы что, себе враги? — возразил Батько. — Оттуда снаряды идут под Москву. Хай бьются. Наша свободная земля стоит поперек горла и белым, и красным.

Начальник штаба не ожидал такого ответа, призадумался: «Ишь ты, он запомнил совет Алексея Марченко, чтобы не торопиться. Не зря гуляет на свадьбах, и хлопцы не просто так «переводят дух». А ведь и верно, зачем помогать комиссарам?»

У самого Бердянска, на горке, их встретил лихой матрос Михаил Уралов с отрядом.

— Як вы тут? — спросил Махно.

— Жарко было, братишки. Ох и жарко! Тысячи две отборных добровольцев перемололи. Они зубами держались за каждый дом. Баррикады настроили. Море видите? — Уралов широко повел рукой. Голубое небо вдали сливалось с едва различимой полосой Азовского моря. — Они, драпая, вскочили на пароходы, отчалили. А мы из пушек ба-бах! Четыре снаряда — и всё пошло к бычкам и камбале на дно!

— Вдовыченко где? — строго перебил главнокомандующий. — Почему не встретил? Очень занят?

— Извини, Батько. Второй Азовский корпус пошел на Мариуполь. Пообедаем? — предложил Михаил. — Столы накрыты в гостинице, осетринка…

— Пузо потом! — отрезал Махно. — Собирай митинг. Будем решать, как жить людям дальше.

Уралов с отрядом рассыпался по городу.

— А ты, Алешка, — обратился Батько к Чубенко, — езжай пока к тюрьме, осмотри ее и приготовь заряд. После митинга рванешь так, чтобы дотла, но чтоб и кирпичи на стройку мужикам сгодились. По-хозяйски распорядись.

— Гарантирую: срежем, как бритвой!

На площади собралось несколько сот человек. Махно поднялся в автомобиле.

— Бердянцы, вы не первый раз видите меня. В наших краях побеждает третья, социальная революция. Берите управление в свои руки! Никакие партии, чиновники не спасут вас и не подарят порядок и счастье. Никакие, запомните! Бросьте напрасные надежды. Это доказала вся история. Повторяю: ваша судьба — в ваших руках, и только! Вот, говорят, бандитизм. Да, он есть — эта зараза, как у сучки блохи. Создавайте отряды самообороны. Ловите и судите негодяев. У вас не работают заводы, школы, больницы. Выбирайте вольный совет и решайте вместе с профсоюзами, кооперативами. Верно я кажу?

— Правильно! — раздались редкие голоса.

Большинство молчало. Оно на горьком опыте убедилось, что разбои можно остановить лишь наганом. А новое управление создается годами, в грызне и кривотолках.

Так уж устроен мир, и сходу его не переделать. Махно, по всему видно, неплохой мужичок и речи его сладкие. Да что толку?

— Где брать деньги? Третий месяц не платят

за работу!

— Дети голодают! — слышалось из толпы.

— Уралов, есть в городе хлеб? — спросил Батько.

— Навалом. Двадцать вагонов захватили.

— Так что ж вы сидите? Бердянцы! Идите на вокзал. Каждый получит полмешка зерна. Но это не выход. Налаживайте связи с селом, меняйте то, что производите, на сало, муку.

Нестор Иванович с болью чувствовал слабину своей и в целом анархической позиции. Легко в книжках, газетах писать о социальной революции. Но как ее на практике «углублять»? Волин, Аршинов, другие теоретики говорят о «свободном творчестве масс». Что это такое? Вот они, бердянцы, ждут простой и понятный ответ. Где поменять железное ведро на картошку, если тебя ограбят на первом же перекрестке? И опять всплыли-вспомнились жесткие слова кремлевского «бога» Ленина: «Анархисты сильны мыслями о будущем. В настоящем они беспочвенны, жалки». Он что, вождь, лучше знает ответ? Да ни хрена он не знает. Навязывает вековую власть. Только под новым, большевистским соусом. Нагло врет или заблуждается — это не важно. А мы замахнулись на сам фундамент, на устои. Да, где Чубенко?

— Я готов, — доложил Алексей.

— И последнее, — сказал Махно на митинге. — Сейчас мы взорвем тюрьму. Все желающие могут взять кирпич для строительства хат и сараев.

Шофер дал газ. Чихая и дымя, автомобиль поехал по набережной. Михаил Уралов вскочил на подножку.

— Видишь песчаную косу, Батько? — матрос показал в сторону моря. — Она тянется на двадцать верст. Там был Варшавский арсенал кадетов. Они отступали, мы за ними. Слышим: задрожала земля под ногами. Колоссальный взрыв! И еще один, еще. Ужас!

— Мухоморы, зачем допустили? — возмутился Махно. — Это ж наше оружие пропало!

— Бес попутал, — оправдывался Михаил. — Кто виноват — не разберешь. Все палили из винтовок, пушек. Трупы беляков и счас прибивает волной к берегу.

— А осталось что-то?

— Навалом, Батько. Миллионы патронов, тысячи снарядов, английских мундиров и автомобили, даже новый аэроплан. Не желаешь взлететь?

— Ну ты и балабон! — усмехнулся Нестор Иванович.

— А вон знаменитая канава! — тыкал пальцем Уралов. — Чтоб не перепились бойцы, мы вылили сюда весной тысяч три-идцать ведер отличного вина! Мужики, лежа, хлестали и плакали от обиды.

У тюрьмы остановились. Старый каторжанин пощупал кирпичную кладку, постучал по ней кулаком.

— Эти цитадели рабства нужно стереть с лица земли. Навсегда!

— А куда ж ворюг? — вытаращил глаза Михаил.

— Матёрых… в расход по решению Совета. Вшивари… пусть говно возят. В камерах никого нет?

— Проверили, — отвечал Алексей Чубенко.

— Ну, тогда приступайте.

Все, кроме подрывников, спрятались за домом поодаль. Тут же беспокойно переговаривались, зло поглядывали на махновцев жители близлежащих хат. Один за другим грохнули взрывы. Кое-где зазвенели, падая, стекла. Но улице клубами погнало пыль, гарь.