Нестор Махно

Ахинько Виктор

— Ты не очень, елки-палки. Мы тоже волка за ухо держали.

— Простите, я не закончил. Маялись вместе с Махно. В одной камере клопов кормили.

— Если не врешь, баламут. Отдай ему портфель, — велел атаман, видимо, смутившись. — Следующий… Стоп! Гони всех в шею!

Петр Андреевич с Феней пошли к железной дороге, подальше от этого кубла. Переночевали на полустанке и на следующий день, голодные и холодные, прибыли в Гуляй-Поле.

Махно обнял своего учителя и долго не отпускал.

— Заждался, — сказал наконец. — Ты для меня, Андреич, может,

самый дорогой мужик на свете… У них Володька Ленин. А у нас?

Аршинов понял намек, но не смутился. Столько сил и здоровья загублено в борьбе за анархические идеалы, что тут не до сентиментальности. Да и кто такой, собственно, Ленин? Умный жестокий авантюрист! Не более. Гораздо важнее сейчас, что они с Нестором встретились, и Скромный (Прим. ред. — Тюремная кличка Махно) заметно изменился. Одет в военную форму с чужого плеча, посуровел, улыбается, а в глазах отчуждение. Шутка ли, полгода в боях, брал Екатеринослав и, по слухам, что доходили до Москвы, был главнокомандующим. Управляет бригадой — генеральская должность! За ней сила. Но какая? Темная, атаманская? На Скромного не похоже.

— Чудесную девушку встретил по дороге, — подняв рыжие брови, мягко, осторожно заговорил Петр Андреевич. Хотя сравнение с вождем (чего уж там скрывать?) ему польстило, но не хотелось сразу переходить к делам.

— Что, вам еще юбка интересна? — усмехнулся Махно. — А кто такая? Из местных?

— Феня. Фамилию не знаю.

— Беленькая, тоненькая?

— Верно.

— Это же подруга моей жены, Гаенко. Чистейшая душа. У меня нет и не может быть от вас тайн, учитель. Она — разведчица. У нас этим в основном бабы занимаются. Ездила по моему заданию.

— Надо же! — удивился Аршинов. — Никогда бы не подумал. Значит, талант. Актриса прирожденная.

— Чем она вас подкупила?

Гость потеребил бородку. Гадко было даже вспоминать кошмарное происшествие. Но что скрывать?

— Спасла меня, считай, Нестор.

— Кто-то угрожал? — насторожился тот.

Аршинов коротко рассказал, не забыв упомянуть какого-то Пашу. Лицо Батьки похолодело. Шрам под левым глазом тронул нервный тик.

— И что, выдают себя за махновцев? — спросил сурово.

— Конечно, — подтвердил гость. — Я не мог поверить. Это же стыд и срам для всего нашего движения.

— Гаврюша! — крикнул Махно. Вошел носатый, угрюмый Троян. Он даже за дверью чувствовал настроение Батьки. — Готовь сотню. Едем!

— Куда? — смутился Аршинов. Он вовсе не желал мести.

— Я им не Дыбенко, что впустую гонялся за безногим батькой Правдой. Я им покажу, этим Пашам, как пакостить идею свободы!

Нестор накинул бурку, гостю дал кожух, плащ, и вскоре они уже ехали на тачанке в сторону Александровска. Впереди и сзади на темных лошадях скакали хлопцы из особой, охранной сотни.

Петра Андреевича поразила эта знакомая, взрывная резкость Скромного. К ней нельзя было привыкнуть. Кроме того, фронт вокруг. Что, нет других забот? Мелочь же нападала. Вшивота.

Но для Махно это было делом чести. Более того. Прибыл наконец учитель, на которого возлагалось

столько надежд. Идейный вождь! И что же он тут увидел? Разбой да грабеж. Хорошего ученичка воспитал!

— Я их в порошок сотру, подонков, — сказал Нестор дрожащим голосом. — Махновцы! Сукино отродье!

— Не опасно ли? — засомневался Аршинов. — Их там много.

— Мои отборные хлопцы любой строевой полк сомнут, — отвечал Батько поспокойнее.

Ехали быстро. Апрель был дождливый, и плащи пригодились.

— На днях мы взяли Мариуполь, — продолжал он. — Там были чехи, французы, эскадра пуляла фугасы. А мы выиграли международное сражение.

Петр Андреевич покачал головой.

— Куда сиганули, а? В Бутырках об этом и не мечталось!

— Да. Достались нам миллионы пудов угля. Подкосили снабжение всего черноморского флота Антанты. Семь тысяч только снарядов. Умеем же воевать? И прем дальше. Вася Куриленко со дня на день возьмет Таганрог — ставку Деникина!

Прикрываясь плащом от холодных капель дождя, Аршинов поглядывал на бывшего ученика и не узнавал его. Откуда в этой холмистой, Богом забытой степи берутся молодцы? На вид неказист, а замах-то богатырский! Ленина упомянул. Знать, не об учителе лишь беспокоится. Сам равняется. На генерала Деникина замахнулся. Чудеса да и только. Петр Андреевич даже за ухом почесал, слушая Нестора.

— К готовенькому прискакал туда Дыбенко — наш липовый начальник дивизии. С женой — атаманом политотдела. Вы ее знаете. Тоже в наркомах ходила. Коллонтай.

— Встречал в Москве, — подтвердил Аршинов. — Калек, сирот призирала.

— Нам с Васей ордена пообещали, митинг в Мариуполе устроили. А народ шумит: «Махно давай! Хай Батько скаже!» Я им и врезал, пролетариям, даже прошлую измену вспомнил, когда немцы наступали. Не понравилось, воротили носы. Потом банкет. Дыбенко говорит: «Весь уголь — холодной России!» — «Э-э, нет. А как же наш народ? — спрашиваю. — Уголек-то украинский. Хаты греть чем? Еще и оружие на него выменяем. Вы же его не даете». Начдив зарычал. У-ух, не понравилось. Но кто он такой для нас? Временный попутчик!

Гость слушал внимательно, не перебивал. За слегка хвастливыми фразами Нестора стояли действительно большие победы.

— Да это же… готовая республика свободы! — Петр Андреевич от волнения даже привстал.

— Махновия, как выражаются хлопцы. Будем созывать съезд вольных Советов без большевистского ярма. Одобряете?

Бывший учитель кивнул, улыбнулся, обнял Нестора левой рукой. Ах, молодец! И степи, какие просторы вокруг, милые. Аршинов бежал по ним из камеры смертников, вырвался во время пасхальной заутрени. Уже цвели дикие гвоздички, желтенькие ирисы, незабываемые. Кинулся в Россию, в холод. Оттуда в пустыни Средней Азии, потом Европа, Париж, Берлин. Опять Украина. Схвачен был в Тернополе, отвезли в Москву. Эх, степи, степи, сколько лет мечтал вдохнуть ваш аромат, потоптаться по непролазным черноземам. Из-за вас-то и раздирали на части Украину во все века. Тут и спрятаться негде. Спасают лишь резвые ноги или коварство.