Нет вестей с небес
Шрифт:
В душе теснились сомнения, за ответом она обратилась к небу, подняла голову, щурясь на солнце, но оно лишь слепило, а небо молчало. И не было ответа, как справиться с этим мерзким тягучим ощущением в душе.
«Когда ты одинок, когда тебя пытаются унизить… Когда тебя предали. Возникает желание мести, желание убивать от боли. И в такую минуту так важно, чтобы оказалась рядом хоть одна живая душа, хоть кто-то… Кто-то, кто скажет: “Все хорошо, ты не одинок”… Но если никого не оказывается рядом, если ты понимаешь, как ты безразличен миру, жажда убийства становится еще больше. С ней нет сил бороться. Она поглощает тебя изнутри. Тебя обвиняют, ты делаешь зло. Все верно. Но из-за чего начинается зло?! Как холодеют руки,
Она уходила все дальше от храма, и становилось легче. Разве только все больше болели плечи под тяжестью винтовки. И вновь в лицо ударял, принося ароматы джунглей, ветер неизвестности.
Шла ли она на погибель? Или не обманул ее Дени? Не знала уже, кому верить, но шла. Если в этом Бедтауне и правда размещались киллеры Хойта, то там же могли обретаться и какие-то ценные сведения о местоположении Дейзи и Лизы. Но на ближайшие пару дней вставал вопрос о транспорте, потому что идти пешком такое расстояние не представлялось возможным, особенно среди аванпостов. Впрочем, как между ними проехать на машине незамеченным, тоже еще предстояло обдумать. Но обещала себе: все преодолеет, все перетерпит.
И Джейс знала, что найдет машину или что-нибудь пригодное для перемещения. Лишь бы только не кончались слишком скоро патроны. На самый худой конец, оставался не самый плохой мачете с разбитой рукоятью. И девушка уже научилась им убивать. Слишком хорошо узнала, что значит убивать. Кто-то умер в ней, необратимо умер.
И она разучилась бояться убийств. За свою жизнь она давно не переживала, ведь чрезмерное волнение за сохранность своей жизни на войне чревато предательством. Да только не о том шла речь. Но не страшило ее, что не узнает ни могилы, ни погребения, если вдруг пропадет безвестно в джунглях. А уж на высшем суде, что ей предъявят, и подавно не думала.
Хорошо думать о своих грехах, раскладывать их по полочкам, когда все ясно, жизнь привычна. А что считать грехом здесь? Здесь, где вместо сосен только пальмы росли… И она просто шла.
Комментарий к 56. Хочется остановиться (Конец первой части) Можно считать эту главу концом первой части. Продолжение следует.
====== 57. По краю ======
Так и будешь идти по краю
Между адом земным и раем
Вокруг природа в вечном хороводе несменяемых времен года цвела. Вокруг шла тянущаяся многие годы война.
Одно дело, когда война отгремит, год, два, три, четыре… И чья-то победа, победа добра, мир. И можно дальше надеяться, смахивая ночами горькие слезы утрат, можно дальше жить, воспитывать детей, что встанут в новый ряд тех, кто не помнит ужасов опустошения, ожесточения сердец и ярости лютой борьбы.
А порой война тянется. Ненависть копится. И люди увязают в ней, точно сам воздух становится пропитан ядовитыми трихинами зла, что повелевают дальше и дальше совершать кровопролитие.
Джейс вспоминала Столетнюю Войну из курса по истории. И не знала она, чьей стороны придерживаться в оценке тех событий, в ее венах текла кровь переселенцев и из Франции, и из Англии. А кто прав, кто виноват… В борьбе за власть всегда гибли люди, вымирали от чумы целыми провинциями. На этом острове хотя бы эпидемий не смели допускать вроде бы. Одна эпидемия — война.
И вот уж вырастало целое поколение, которое не знало, что такое мир. А она все тянулась и тянулась, то затухала, то снова разгоралась с новой силой, когда казалось, что потомки древнего племени истреблены. Так странно… Среди ракьят все ощущались людьми, а вела их жрица, земная богиня, темная стихия. Не человек, бесчеловечная со своей верой в какие-то древние легенды. Суеверия, а не вера. И были пираты.
Настоящее оставалось сокрыто или малозначительно. Только шаги вдоль каменистого пустынного хребта, подобного заснувшему дракону. Сон древних чудовищ длится так долго, что сравним со смертью. Хтонические твари наполняли остров, может быть, они все спали, а, может, воплощались в людей. Ваас — великан из легенд, древний ящер-змей. Не существовало только победителя великанов, царевича… А она, подобная рыбе с хрупкой чешуей, подобная птице с перебитым крылом, на такую роль не подходила. Только мысленно посылала проклятья на два фронта, теперь еще и Цитре. Впрочем, мысли слабо соотносились с головой, редко она умела проклинать сердцем, даже после убийства друзей, даже после изгнания. Да и неспроста говорят, что проклятья возвращаются к проклинающему. Но не так уж и важно, кто чудовище, когда война все тянется и тянется, все продолжается тотальная неопределенность, которая губит нормальную жизнь, восприятие вещей, логику, рассудительность. Планы дальше следующего дня не имеют никогда особенной цели, но ужасно, когда нельзя планировать дальше часа, а то и минуты не потому, что какой-то абстрактный кирпич свалится на голову, а потому, что совершенно конкретный реальный враг может в любой момент подстеречь на дороге, ворваться в поселение. И оборвется и без того в клочья изорванную реальность пребывания на земле. Такая неопределенность изматывает, истончает, делает суеверными.
Может, и Цитра от нее страдала? Но нет, в ее хитрых зеленых глазах плясало пламя, она купалась в своей власти и безнаказанности, да еще с сознанием своей правоты. И, увидев жрицу, Джейс поняла — пазл сложился — насколько Ваас ощущает неправильными собственные действия, называет их безумными. Потому что когда-то, видимо, идеалы Цитры для него являлись нормой, эталоном правильности. Но все смешалось, все поглотило безумие… И говорить ныне о его предательстве с той наивной категоричностью, как в лавке старухи, не удавалось. Но никакая боль душевная своей неправоты, никакое предательство не оправдывало ни единой капли пролитой крови невиновных людей. Ни одной. Но он не просил оправдания.
Джейс для себя уже тоже не просила. Пусть ее хоть чудовищем называли теперь, хоть не называли.
Она надеялась добраться к ночи до какой-нибудь деревни, не ракьят, но хотя бы беззащитных рыбаков, которые точно становились тенями, что отбрасывали два пламени, вовлеченные без воли в этот страшный котел. Они не умирали, пока не гибли, но и не жили в ожидании этой гибели. Неопределенность. Вот, что владело их существованием. Не вера в высшую цель, не надежда на избавление. Они не представляли, очевидно, как еще во что-то можно верить, когда ни о какой справедливости не шло и речи. Небеса выплескивались солнцем, а не разверзались грозой над головой вершившего великое зло.
Джейс выбирала знакомый маршрут, собираясь добраться до Ржавого Двора, не очень надеясь, что ей помогут. Но, быть может, хоть транспорт какой-то нашли бы. Хотя каждая машина у них тоже была на счету, так что не до нужд изгнанницы.
А на пути ее снова вставал роковой причал. Она глянула на него издалека через оптику винтовки, скрываясь на всякий случай в джунглях. Над аванпостами всегда поднимали флаг, здесь сказать наверняка позволяло только наблюдение.
И оказалось, что причал снова захватили пираты, они бродили вдоль асфальтированной поверхности с автоматами наперевес. Это значило, во-первых, что между отбитыми аванпостами вставала значимая преграда в сообщении, во-вторых, что пираты захватили немало топлива. И в-третьих, простой и самый горький вывод: ракьят, высланных для охраны причала, убили или взяли в плен.