Нет звёзд за терниями
Шрифт:
Она привела господина Второго туда, где прошли её самые страшные дни. Без воды, без надежды, почти без сил. Туда, где прошли самые радостные дни, когда живы были Сиджи и Ржавый. Где они лежали, глядя в небо сквозь дыры купола, и мечтали. Где хранили нехитрые сокровища — цветные осколки, бронзовые завитушки, ключи.
Кори подняла лист, прикрывающий лаз. Перевернула — на металле ещё сохранились фигурки, выведенные зелёной краской. У каждого по четыре руки. Но вторая пара —
— Фло, ты здесь? — позвал господин Второй. — Братишка, если ты здесь, ответь!
И когда он уже опустил плечи, утратив надежду, изнутри донеслось недоверчивое:
— Эрих? Эрих, это ты?
Кори пробралась через трубу, чтобы оглядеть этот уголок напоследок. Ей показалось, труба стала уже. А старый вагон будто обтаял, расползлись дыры, от днища почти ничего не осталось.
А внутри, в убежище, с тревогой ожидали трое: мальчишка, его приморский товарищ и Алтман.
— Кори! — воскликнул мальчишка.
Голос его звучал обрадовано. Ещё бы, в этом месте любому порадуешься, даже такой, как Кори.
— А, это ты, — заворчал его сосед, глядя исподлобья. — Что, пытать пришли?
— Фло, выбирайся! — окликнул господин Второй, заглядывая в трубу. — Поезд наготове, нужно спешить. Оставаться здесь тебе опасно.
— Разве только мне? Эрих, я пойду только с Ником. И с Алтманом!
— Мы их позже заберём. Братишка, им ничего не грозит, а тебя будут искать те, кто сюда отправил. Ну же, скорее!
— Знаешь, Эрих, я тогда здесь останусь, — решительно ответил мальчишка. — И только сунься, я тебе как дам ломиком!
— Фло, не дури! — рассердился его брат. — Кори, тащи его сюда!
— Тут не протащить, — спокойно ответила она. — Места мало, и вагон может обрушиться. Это вправду хорошее убежище.
Она стояла, придерживая купол рукой. Когда-то ходила под ним свободно, и ткань дети растягивали, поднимая друг друга, а теперь голова упиралась. А вот сохранились и отметины. Это её, Кори, отпечаток. Он остался, а руки больше нет.
— Хорошо, — согласился господин Второй. — Мы берём всех. Выходите!
Алтман, кряхтя, приподнялся на локте.
— Вы идите, — сказал он, морщась, — а за мной вернётесь потом. Шевелиться больно, не ходок я, ребята.
Кори подумала и достала флакон. Ей он уже не пригодится, а этого человека, может, спасёт. Он ведь не чужой, Алтман. И грузы таскали вместе по ночам, и с водой он выручал.
— Пей, — сказала она, присаживаясь у изголовья. — Только не всё, чтобы с непривычки плохо не стало. Это уймёт боль.
— И мне оставь, — подал голос господин Второй, встревожился. — Мне нужнее!
— Не помогло, —
— Не сразу берёт, — сказала Кори. — Ты подожди.
Она отошла, отвернула ноготь на мизинце и взрезала купол, придерживая ткань. Осторожно, чтобы не задеть отпечатки, отделила неровный квадрат. Поглядела в последний раз, огладила ткань, сложила бережно и спрятала на груди.
— Полегчало! — изумлённо и недоверчиво воскликнул Алтман. — Надо же, вправду полегчало!
Он сумел подняться сам и сам же, без помощи, одолел трубу. За ним кое-как выбрался Ник, потом Кори. Когда она встала, утирая испачканную ржавчиной ладонь о штаны, Ник стоял, недобро глядя на правителя, но молчал.
Флоренц выбрался последним, и не сказать чтобы радовался брату.
— Знаешь, Эрих, — произнёс он, глядя исподлобья, — я с тобой не останусь. С Ником уйду, и не отговаривай. У меня было время подумать, решение твёрдое.
— Мы ещё поговорим.
— А что говорить? Помнишь, мы мечтали о городе...
— И он может быть нашим, Фло. Твоим и моим. Мы можем принести добро сотням людей...
— Нет, Эрих. Я понял вот, что на самом деле я вовсе и не о городе мечтал. И даже не о доме с балконом, а только о брате, который будет рядом. И он добрый, поддержит всегда, выслушает и поймёт. И с ним хорошо даже в Запределье, когда шагаешь разбитыми ногами через пустошь и тащишь хворост, и когда ешь одни размоченные лепёшки, а то и без еды сидишь. Я столько лет ждал, а оказалось, нет его больше, моего брата.
— Флоренц! — с отчаянием воскликнул господин Второй. — Ты ещё поймёшь. Это в детстве можно жить мечтами и многого не замечать, дальше труднее.
— Не пойму я, Эрих. Никогда не пойму.
И в первом вагоне вместе с братом мальчишка ехать отказался — ушёл с остальными во второй, грязный и вонючий. И Кори пошла тоже, хоть Ник и косился недобро.
— Однажды я выбралась со Свалки в таком вагоне, — сказала она в темноте, когда их раскачивало над пропастью. — Может, даже в этом самом.
Сказала, и никто не удивился, не задал вопросов. Все, видно, знали уже, кто она такая. Вот ведь и о руке промолчали, хотя косились.
Когда приехали, их встретили лишь развороченные баки. Обитатели Свалки ушли, только один старик крутился, озираясь беспомощно.
— Кори! — воскликнул он, щуря подслеповатые глаза. — Смотри, поезд приехал, а где остальные? Нам привезли еду, найдёшь для меня сыр?
А Кори и не узнала его в толпе, не разглядела. Надо же, старый безумец жив.
— Возьмите его в мой дом, — попросила она Флоренца, — и накормите.