NeuroSoul Том 2
Шрифт:
— Что это, господин Коршунов?! — закричал Дэвид в страхе, глядя на небо, у которого не было конца. Он не мог объяснить, что происходит и что именно он видит. Он чувствовал только страх и еще что-то, что тянуло его, манило вверх. Стало хорошо, даже очень хорошо. И от этого внутри рождался ужас.
— Два балла, — ответил Андрей. — Мне трудно идти. Ноги не слушаются.
— Я обещал… Я помогу, — Дэвид с трудом оторвал взгляд от неба, подхватив Андрея и закинув его себе на плечи. Для этого ему пришлось здорово напрячь левую руку, потому как Андрей был до ужаса длинным и на удивление твердым. И кости у него были гораздо плотнее, чем Дэвид предполагал. Ему приходилось толкать Андрея и даже хватать за грудки, но на себе он тащил его впервые.
Он должен дойти, он обещал… не
Когда они оказались рядом, Нэнсис стояла, не двигаясь с места и распахнув белые механические крылья. Небо ей совсем не было интересно. Она даже ни разу не посмотрела на него, задрав высоко голову.
Когда оставалось сделать последний шаг, Дэвида оставили силы. Он полетел вниз вместе с Андреем, они оба упали на плоский камень, большой и круглый, словно это была маленькая сцена. Андрей издал глухой звук, когда из его легких выскочил воздух. Он с трудом встал на колени. Зрительные элементы на его глазах пошли трещинами.
— Андрей… вы только быстрей, пожалуйста, — прохрипел Дэвид, уползая.
Он заметил огромный валун поблизости, нависающий на платформу, словно готовый вот-вот упасть. Если видишь такие валуны — заползай под них и не думай. Когда небо раскрыло пасть и хочет поглотить тебя, время терять нельзя. Дэвид отполз к камню, удивившись, как ловко он забился в небольшую выемку будучи таким огромным и бугристым. Будто превратился в маленького игрушечного солдатика, легко помещавшимся на ладошке. Полет Миражей ударился о камень, не в силах достать до его разума, и Дэвид тут же потерял сознание.
А Андрей смотрел, взирая на Нэнсис треснувшим взглядом и почему-то молчал. Она ждала его слов, но он все равно не размыкал губ.
— Твои очки треснули, — сказала она, испытывая неизбывную боль от этой безсловной тишины. Он молчит, опять молчит. Когда-то он плакал, но теперь это в прошлом. Неужели она заслуживает только его молчания? — Ты очень похож на него. Думаешь, что носишь в себе его сердце? Сердце Провидца. Сколько бы ты не убеждал себя в этом, все равно продолжаешь смотреть на мир моими глазами.
Зелеными, словно изумруды — вот что она имела ввиду. Распахивая взгляд, он видел то же самое, что и она. Он не мог видеть иное, иначе бы не разгадал эти загадки и не стоял сейчас перед ней. Помедлив еще мгновение, Нэнсис дрогнула. Мелкая рябь прошлась по ее механическим перьям, и она повернулась к Андрею спиной. Хватит этой тишины, на этот раз вынести молчание было невозможно. Сердце в ее груди стало биться часто и беспокойно, хотя никак не сообщалось с жизненными системами кабернетического тела. Наверное, так действует Полет Миражей… или ее печаль слишком велика… она не знала. Небо полыхало и проглатывало, готовое сломать крепкие крылья. Они начали трещать, поглощая смертельную бомбардировку миражей. Они могли бы защитить и Андрея, если бы он захотел… но он молчал, не попросив даже шага в свою сторону. Неужели его путь оказался бесполезен? Нэнсис сделала шаг, чтобы уйти.
— Мама! — вдруг услышала она за спиной громкий зов Андрея. Сын впервые назвал ее так. Мама… Этого хватило, чтобы Нэнсис остановилась. Остановилась и резко повернулась к нему, готовая порхнуть к своему дитя, забыв долгие годы боли. — Прости меня. Я тебя люблю.
Двинув крыльями, Нэнсис упала к сыну, оказавшись перед ним на коленях. Она раскрыла объятья, прижав сильными механическими руками Андрей к себе, он ответил, положив ладони ей на плечи. «Прости», — снова сказал он, на этот раз шепотом, чувствуя, как катится слеза из ее единственного живого глаза, которым она могла плакать.
Кожа его стала мокрой от соленых слез, когда их щеки соприкоснулись. Нэнсис была холодной, как все дроиды. Впервые в жизни для Андрея это не имело никакого значения. Он догнал ее, догнал. На это потребовалось целых пятнадцать лет.
— Мой глупый наивный мальчик… — шептала Нэнсис, крепко прижимая Андрея к себе. Она больше не намерена была отпускать. Наконец-то он сам пришел к ней, он сказал
Нэнсис прижала сына к себе так крепко, что их сердца соприкоснулись. Лицо Андрея оказалось по ту сторону защиты — он задрал высоко свой взгляд, минуя спасительный покров крыльев, ведь они были устремлены вперед и защищали его тело вместе с Нэнсис, но совсем не голову. Андрей легонько дернулся, и тут же перестал сопротивляться. Придя сюда, он уже знал, что должен будет заплатить самую высокую цену. Отдать все, что у него было. А что может быть дороже жизни? Нэнсис обнимала его, и объятья ее были стальными. Он никогда и не знал других. Теплых, из плоти и крови, какие имеют все остальные матери. Удивительно, он и не хотел других. Тех, что обжигают своей горячей любовью и пахнут молоком и домом. Раньше хотел, а сейчас совсем нет. Андрею нужны были именно такие — холодные, из металла и нановолокна. Ровно такие, какие он заслужил.
— Я прощаю тебя, — успел он услышать последние слова матери перед тем, как умереть.
Андрей глядел вверх, широко распахнув взгляд и глотку и чувствовал, как его пожирает Полет Миражей. В его глазах уже начал проявляться космос — чернеть белки, превращаясь в бездонные. Скоро на них появятся белые пятнышки, словно небесный Млечный Путь. Его разум еще ощущал объятья матери, когда тело начало сохнуть и истончаться.
Нэнсис держала крепко. Так крепко, что могла сломать ему ребра. Люди такие хрупкие… они созданы такими, чтобы попасть в рай. Свой она потеряла только что. Та красная черта, что переступил Андрей — была ее чертой, за которой уже нет возврата. Нэнсис сжимала в стальных тисках собственного сына, стремительно превращающегося в мумию и чувствовала, как окончательно лишается рая. Андрей больше никогда не заплачет, не сотрет с пухлых щек слезы маленькими ладошками и не убежит от нее. Он останется здесь. Навсегда.
Глава 11. Навсегда
Когда его обступили тени, он снова попытался бежать. Поднять бы камень с земли и бросить, да руки не слушались. Особенно правая, с зияющей раной от локтя и запястья, которую он не чувствовал вместе с рукой. У левой руки не двигались только пальцы, на плечах околела шея, а на голове — уши. Все остальное худо-бедно работало, только убежать все равно не было шансов. Он топчется на месте и не может сделать ни шага. Тени же стремительны, как дым, который они накурили невидимыми ртами. То, что у них не было ртов еще совсем ничего не значило. Они точно высасывают жизнь у всех, к кому прикасаются. Дэвид хорошо помнил, как в прошлый так погибла красивая разноцветная рыбешка. У нее блестела чешуя и пестрели большие круги на скользких от рыбьей слизи боках. Он поднял ее из воды и бросил в тень. Самую большую, самую злющую и самую наглую. Ту, которая молчала все время, а потом начала угрожать и гнаться за ним по пятам. Она-то и высосала из рыбы всю жизнь, сделав мертвой и серой. У бедной рыбехи даже бока стали блеклыми и неприметными — вот насколько они умеют лишать жизни.
А могут ли Тени высосать жизнь из камня? Наверное, в камнях не очень-то много вкусного. Только этим Теням все равно, им только и подавай, чтобы что-нибудь из кого-нибудь высосать. Оттого становится жалко даже камни.
Только Дэвид ничего не успел — над его головой уже разверзлась глотка Полета Миражей. Та самая, от которой он спрятался в выемку огромного валуна. Как же так? Ему же удалось добежать, он же забился в маленькую щель, став похожим на оловянного солдатика…
Небо казалось еще более бездонным, чем до этого, и начало засасывать в себя Тени. Они трепыхались, пытались хвататься за пыль под черными туманными покровами своих полупрозрачных тел, хотели схватить Дэвида, чтобы зацепиться за него, но у них ничего не получалось. Полету было все равно. Он проглотил их одну за другой. Хоп — и нет той, от которой так отвратительно пахло коноплей. Травянистый запах жжёных полей тоже скоро исчез. А за ним и табачный. Когда самая большая Тень уходила вверх, она сверкнула красными глазами, а потом и острыми зубами, желая укусить Дэвида. Только он не поддался. Он увернулся от нее — упал на землю, потеряв равновесие.