NeuroSoul Том 2
Шрифт:
Повезло, подумал он, глядя на небо лежа на спине. И вдруг он осознал, что спит. И под ним не каменная земля, а мягкая подушка и матрас. А в небе не зияющая глотка. Это его веки мешают увидеть, что на самом деле находится наверху. Потому что он спит, и они закрыты. Дэвид открыл глаза.
Сердце колотило, по лбу струился холодный пот. Вместо зияющей небесной глотки наверху находился обшарпанный потолок. Как хорошо. Даже красиво. Если над тобой гладкий потолок с дождевыми потеками, и ты лежишь на чем-то мягком, стало быть, это хороший знак. Дэвид не чувствовал холода. Не чувствовал он и лихорадки, разве что знакомую панику после кошмара. Тело чувствовало
— Ты жив, — послышался знакомый шепот Кубика. Он казался счастливым. Неужели откорректировал логические привязки эмоции-интонации? — Жив, жив! Я боялся, что сны не отпустят тебя. Они были такими глубокими.
Дэвид повернул голову. Рядом с ним стояла тумба, а на ней уместился Кубик на подставке. Грани у него светились бордово-алыми.
— Ты красный, — удивился Дэвид. — Почему?
— Когда я волнуюсь, становлюсь таким. Это началось совсем недавно. А когда я питаюсь, окрашиваюсь в синий. Радость имеет желтый цвет. Индикатор цветов постоянно меняется, недавно произошла корреляция по ментальным связям. Это случилось само собой, я ничего не делал.
— Понял, — Дэвид ничего не понял. — То есть ты сейчас красный, потому что волнуешься?
— Ты жив…
— Да ты чего это? А ну-ка перестань, — Дэвид попробовал приподняться, и, на удивление, у него получилось. Даже и не болело ничего. — Сейчас впору пожелтеть. Давно я так себя хорошо не чувствовал, только тело онемело немного. Сколько я спал?
— Ты грезил неделю.
— Ооо…
По ходу его руки, от плеча и до запястья, мерцали датчики. Рана почти зажила, на ее месте осталась только нежная бугристая кожа уродливого шрама. Дэвиду очень понравился этот шрам — из него ничего не текло и не торчало. Ни разодранной плоти, ни крови, и костей он не видел. Зажившая рана — самый лучший шрам, что он видел.
Он лежал на обычной больничной кровати в простоватой комнатке с небольшим окошком с солнечной стороны. На медицинском столике-каталке стройным рядом уместились лечебные растворы, рядом с кроватью находилась система автоматическая система внутривенных вливаний. Рядом — пара экранов его текущего состояния. Кто-то лечил его. Не похоже, что это было государство. Если это было оно, Дэвид лежал бы в гораздо более аккуратном помещении, кровати на три или четыре, но медицинская помощь надеялась бы на их собственную регенерацию. Индивидуальные экраны… где это видано? В первый раз Дэвиду выделили что-то индивидуальное.
— Ты покушал? — первое, что спросил Дэвид, и только потом: — Где я?
— Меня переносили на подоконник каждое утро, — Кубик отвечал последовательно. — Ты у Нэнсис.
В груди екнуло. У Нэнсис…
Дэвид не успел обеспокоиться, как дверь в помещение отворилась. В узкий проем еле протиснулся высокий амбал. Чтобы проникнуть внутрь, ему пришлось отклонить корпус и войти боком.
Одет он был совершенно обычно, Дэвиду даже знакомо: широкие армейские штаны, футболка с кобурой от импульсника на плече, и, собственно, сам импульсник у него под ребрами. Конструкция выглядела небольшой, однако Дэвид знал, что подобные экземпляры могли разнести половину стены, если их поставить на режим чуть выше среднего. Об этом он догадался по синему набалдашнику рукояти, проглядывающей из-под кожаных ножен. Ноги незнакомца торчали из армейских ботинок, голова — из мускулистых крепких плеч. На голове покоился темно-зеленый берет с незнакомой Дэвиду эмблемой. Земной, предположил он. Этот человек, наверняка, принадлежал охране Нэнсис, и относился к ее личной армии. Земной армии, тут же поправил себя Дэвид. Нэнсис
— Очнулся, приятель? — пробасил амбал, отодвигая стойку с приборами, считывающими состояние Дэвида.
При этом он кинул беглый взгляд на экраны, убедившись, что там все в порядке.
— Где я? — спросил Дэвид, хотя и знал примерно, где.
Виды из окна подсказывали ему, что находится он на высоте примерно в пятнадцать этажей, а то и всех двадцати или даже тридцати. Пики высоких зданий за окном намекали на город, большой и очень людный. А уж серое небо, покрытое кучковатыми тучами он и вовсе узнает где угодно — такое небо бывало только в Арсии, его родном городе. Неуютном, сером и унылом, где хочется жить только на рассвете и во время обеда, когда можно взять себе густой апельсиновый сок и пару белковых булочек в столовой. Рассвет зачинался, окрашивая серое брюхо неба в золотисто-алый, свет нежно лился в комнатку, разливая еду для Кубика по подоконнику. Что-то Дэвиду подсказывало, что покормить малыша он не успеет.
— Вставай и можешь выметаться отсюда, — кинул ему амбал.
Совершенно точно не успеет. Дэвид встал, послушно взяв одежду со стула, стоящего рядом с кроватью и начал одеваться без лишних вопросов. По своему опыту он знал, что в подобных ситуациях лишние вопросы не к чему, особенно, когда тебя намерены отпустить. Конечно, Дэвид никогда не был в таких ситуациях, но он хорошо слушал инструктаж и в экстренных случаях всегда действовал как надо. Он похвалил себя за молчание, когда натягивал носки. Синий на левую ногу, а бордовый на правую. Что-то он не припоминал, что одевал такие цвета, когда отправлялся в Терби.
— Чего возишься? — поторопил его мужчина.
— Это другие носки, — ответил Дэвид.
— Бери что дают и на выход.
Не став спорить, Дэвид продел стопы в шелковистую ткань носков, которая, к слову, оказалась довольно приятной. Натянул ботинки и быстро зашнуровал, в этом у него был солидный навык. Потом аккуратно одел Кубик в его каркасную одежку и уместил того на груди.
— Ну, ты чего? Опять замолчал?
— Они называли тебя чокнутым, а еще чугунной башкой, — пожаловался Кубик.
— Ну и пусть называют как хотят, — пробубнил Дэвид, тем более что это было действительно так. Кто пересекает красную линию навстречу Полету Миражей? Только чокнутый. — Голова у меня крепкая, целых два раза выдержала Полет. А идти с Андреем было действительно плохой идеей.
Но если бы Андрей позвал его за собой, или попросил помощи, он пошел бы еще раз. Да вот только он не позовет. После такого Полета не выживают. Просто остаются там навсегда. Скорее всего, спустя неделю, он все еще стоит на коленях, иссохший, как фрукт на солнце. Спросить бы о нем кого-нибудь, да этот охранник выглядит совсем не тем, кто раздает простые и понятные ответы. Он вообще не был похож на того, кто любит раздавать ответы.
— Чего возишься, солдат? Заткни свою погремушку и за мной. Что, у тебя руки отвалились, или член?
Руки. Правую он вообще не чувствовал, и ногу еле как. Одевался, как деревянный, протягивая ее вперед. А когда встал, сразу запнулся, попытавшись сделать шаг. Придется ему хромать. Плохое дело. Вот и случилось то, что доктор ему предсказывал. Скоро он станет инвалидом, а то и вовсе парализованным, если срочно не сделает операцию. Дэвид нежно погладил Кубик, зная, что амбал его испугал и теперь у него не допытаться ни слова, пока они не окажутся наедине. Кубик замерцал желто-фиолетовыми переливами, когда Дэвид прикасался к нему. Словно котенок какой-нибудь или домашний бобр. Дэвид выходил из комнаты, влача за собой ногу.