NeuroSoul
Шрифт:
— Иди к черту.
— Хорошо. Как раз пора поработать.
На этот раз в спину не прилетело ни единого слова. Тадеуш имел лишь одну привлекательную черту — исчезал он без долгих прощаний, так же внезапно, как и появлялся.
Андрей освободил Аллиенс от плюща ровно до плеч, обнажив смоченную росой кожу. Платье на ней выцвело и порвалось. Когда-то оно имело небесно-голубой цвет, но сейчас поблекло, сквозь дыры было видать груди — сморщенные полоски кожи, присохшие к выступающим ребрам. Что ты хочешь сказать мне? Дэвид поравнялся с Андреем.
— На первый взгляд наши споры похожи на вражду, но это не так. Даже если кто-то
— Совсем нет, — соврал Дэвид. — Это дело не мое. В споры следопытов мне вникать не положено. Но если вы будете отдавать неполномочные приказы, мне нужно будет подать рапорт. Данный игрок на вас не нападал. Он не представлял угрозы. Это нехорошо.
Андрей глубоко вздохнул и покачал головой.
— Если так пойдет дело, мне нужно будет защищаться от тебя, — спокойно ответил он, и добавил на всякий случай: — Это шутка. Не принимай близко к сердцу всякие глупости, как Тадеуш.
— Так зовут этого маленького господина?
— Да.
— Мне правда не интересно, — сказал Дэвид. — Он пытался поймать Нэнсис? Ну… раньше.
— Мы все пытались, — задумчиво ответил Андрей. Он заметил, как под толстой шапкой зелени стебли плюща впились в плоть Аллиенс. — Это что-то вроде посвящения. Каждый должен облажаться, чтобы понять, насколько он хреновый следопыт, и уже с этими знаниями начать все заново. Просто некоторые не сдаются и превращаются в посмешище, — Андрей имел ввиду вовсе не Тадеуша, а себя, но не стал этого уточнять. — Но в одном он прав — чтобы поймать Нэнсис, нужно думать, как она. Глупо рассчитывать, что ее загадки будут иметь простые ответы. Чтобы разгадать их, нужно быть с Нэнсис заодно.
— «Что не рождено, не имеет смысла». Это все, что я знаю о ней, — спрятав большие кулаки в карман, сказал Дэвид. Становилось прохладней, да еще и мокро. Чем дальше от Арсии, тем больше влаги. Дэвид привык к сухому холоду, и мокрота ему не нравилась. — Она говорила эти слова. Я слышал.
— Это были мысли вслух. Но так уж и быть… можешь отвечать. У меня нет времени на путаницу в общении.
Влага скапливалась в космических глазах Аллиенс, переполняла веки и стекала вниз по щекам, похожая на слезы.
— А вы сильно умный, да? — простодушно спросил Дэвид.
— Скажем так… я не гений, но иголку в стоге сена найти смогу. — Андрей смахнул пресные слезы со впалых щек девушки. — Нэнсис всегда считала, что тело — это дом для души. Сосуд. Человеку — человеческий, зверю — звериный, нейросети… насчет их сосудов у Нэнсис однозначное мнение, но сейчас речь не о них. Люди… если изменить их сосуд, душа уже не будет прежней. В хромом доме живет калека.
— А я всегда представлял душу как зефирки, — кончики ушей Дэвида только-только побелели, но теперь опять залились краской. — Это Нэнсис про кибергизацию, да?
— Подозреваю, что не только. Но и про генетические эксперименты, улучшение физиологии, синто-замену органов… но да, прежде всего про кибергизацаю. Самое большое зло.
— А что бывает, если какой-нибудь человек… ну, например, солдат согласится на кибергизацию? — Дэвид решил, что спросил вполне завуалированно. Андрей точно не догадается, что это он про себя спрашивает.
— Искажение. Душа теряет свою идеальную форму… превращается
Глухой писк повторился. Андрей обратил на него внимание не сразу, пытаясь разглядеть в глазах девушки хоть какой-то смысл. Но его не было. Рывок — плющ разорвал плоть вместе с мясистым стеблем, и писк снова повторился. Андрей наклонился, чтобы посмотреть на экран медицинского анализатора.
— Странный какой-то взгляд. — пробубнил Дэвид, пряча озябший от мокрого холода нос в ворот куртки. Ему не нравились эти слова, и эти взгляды тоже, ведь он тоже генетический эксперимент, и ему скоро идти на операцию. А Дэвид хотел достичь рая, где бы он ни был. Ему казалось, что там ему будет хорошо. Может, там его встретит мама? Он очень по ней скучал. — Чтобы разгадать загадки, нужно думать так же? Про сосуды всякие там, про эхо из душ…
— В какой-то мере. Чтобы хотя бы знать, в каком направлении следует идти.
— Чтобы думать так, нужно… — Дэвид помедлил, подбирая нужные слова. — …нужно быть очень, очень…
— …фанатичным, — быстро закончил за него Андрей. — К сожалению, фанатики видят только черное и белое, и разучились различать другие цвета. Нэнсис и есть фанатик. А еще она далеко не глупа. Я тебе больше скажу. Бывают люди, которые настолько умны, что в конце концов сходят с ума. Нэнсис как раз из таких. Мне иногда даже кажется, что она видит какой-то смысл в том, чтобы разделять все на черное и белое.
На панели высветились простые цифры — 6:252. Ошибка.
— Когда человек испытывает боль, приборы отображают всплеск активности ноцицепторов — болевых рецепторов. Сейчас аппарат фиксирует повреждение кожи и мышц, но боли нет, — Андрей указал на цифру на дисплее. — Поэтому несоответствие принимаемых сигналов выходит на экран. Двадцать один — четыре. Это код ошибки.
— Что это может значить?
— Пока не знаю…
Андрей достал из-за пазухи зажигалку и чиркнул кремнием, вспыхнуло маленькое пламя. Тепло согревало сырость, Андрей поднес огонь к бескровной ране на руке Аллиенс и попытался поджечь плоть. В воздухе послышался запах паленого мяса. Прибор снова выдал ошибку.
— Совсем пустые сосуды, — не без волнения произнес Дэвид, вынув нос из воротника. — В них и не положишь ничего, кроме ошибок.
Огонь резко потух. Андрей перестал мучить Аллиенс, которой было все равно на ее мучения. Следопыт посмотрел на Дэвида с интересом:
— Если ты продолжишь говорить нужные слова в нужное время, может, я и изменю свое мнение о тебе, — сказал он, убирая зажигалку во внутренний карман пиджака. — Самоубийцы Полета Миражей изменили свое тело, и сейчас оно высохло, превратившись в пустой сосуд. Их тела не воспринимают не еду, ни питье. Их метаболизм практически нулевой — вот такой вот медицинский феномен. Конечная точка изменения своего тела — полная утрата души. Самоубийство. Вот почему Нэнсис не выбрала еще один объект киборгизации, типа «Бельтреса», а выбрала кладбища! Шесть, двести пятьдесят два. Ошибка — это все, что наполняет сосуд без души. Это и есть наша хлебная крошка.