NeuroSoul

Скит Данила

— Слушай, — на удивление мягко сказал Магилак. Он не сдвинул брови и не прикрикнул на него, требуя немедленных действий. Он был каким-то… деликатным, и даже прикрыл за собой дверь, скрывая силуэты начальников. — Сергей, Фландер, Томаш, Кальвин… они были хорошими ребятами, но такова наша работа. У них была отличная реакция и отменное здоровье, только, видимо, недоставало немного удачи… у тебя она отменная, раз ты еще жив… но твое здоровье… — Дэвида кинуло в жар, а потом в холод. — Сегодня пришел твой госпитальный отчет, — Магилак положил руку на его плечо. — Ты не можешь исполнять прежние обязанности, парень. Тебе придется оставить службу до решения этого вопроса. Остается еще пара месяцев… или около того. Я перевел тебя на охрану, чтобы

совсем не выкидывать из обоймы. В разгадывании загадок нет ничего сложного, особенно если это будут делать за тебя. Останется только защищать этого сопливого детективчика от конкурентов и бешеных собак. В общем, отдохнешь, подзаработаешь. На операцию, понимаешь? В гоне платят хорошие деньги.

Мама говорила ему, что он удачливый, но все же Дэвид представлял это несколько иначе. По его разумению удача была чем-то таким, что не допускало всякое огорчение. Будь он действительно удачлив, то не попал бы под Полет Миражей. А сейчас ему приходилось мучиться, не чувствуя по утрам правую половину тела и промахиваться по цели. Невеселая удача, по правде говоря. Очень грустная. С таким же успехом можно удачливо умереть. Дэвид не знал, каким образом можно сделать это, ведь внезапная смерть вообще не подразумевает какой-либо успех. Но удача у него до того странная, что, наверное, и такое было возможно.

— А… сколько платят за охрану? — как бы между делом спросил Дэвид, хотя Магилак — вовсе не тот, кому нужно задавать такие вопросы.

— Выкупишь квартиру вместе с процентами, — суетливо отрезал Магилак. — И еще. Поговаривают, мол, детективчик этот сыночек кое-кого из прошлой супер крутой элиты, но сдается мне он просто однофамилец. Не больно-то перед ним расшаркивайся. — Магилак цокнул. — Знаю я таких… Понабирают фамилию кумиров, берутся разгадывать тупые загадки и ходят, выделываются.

— Так точно, — кивнул Дэвид. — А загадки действительно тупые?

Магилак посмотрел на Дэвида задумчиво.

— Просто набор слов без какого-либо смысла. Понятия не имею, что там отгадывать. Сдается мне, это начало без конца. Ладно, все. Иди.

— А куда?

— У кадровиков спроси, где засел этот ищейка, — бросил Магилак и скрылся за дверью со своими начальниками.

Кадровик — дроид без глаз и конечностей, отправил его на нулевой этаж, куда не проникало и без того редкое солнце Арсии. Ни полиция, ни гвардия, ни армия не любила частных ищеек, сколько бы приказов «любить и жаловать» не получала. Дэвид и сам не помнил, откуда повелась такая мода, но с охотой ее соблюдал. С одной стороны, он не хотел выделяться из общей массы, а с другой ему и самому не нравились ищейки. Дэвид не знал, почему. Просто не нравились. Быть может, таких как он много, и это «просто» однажды превратилось в традицию?

Когда его ладонь легла на холодную металлическую ручку, из груди вырвался обреченный выдох. Дэвид толкнул дверь и вошел.

Внутри встретил полумрак, подсвеченный только синевой вороха голограмм. Они зависли в воздухе, безуспешно пытаясь придать форму окружающему. Это была небольшая коморка шесть на шесть, с большим столом посередине, погребенном под кипой бумаг и электронных носителей. Когда Дэвид вошел, парочка листов соскользнула с края стола от внезапного порыва воздуха. Остального было не видать, хотя он не удивился бы, если в углу заприметил парочку швабр. Вокруг синевы сгущалась темнота — хоть глаз выколи. Слабый свет рвано очерчивал высокую черную фигуру, нависшую над столом, словно гигантский ворон. Мужчина сгорбился, оперевшись о край стола ладонями. Склонив голову над бумагами, он пронзал острыми плечами тьму. Черные волосы полоскали воздух, словно длинные мокрые плети. На мужчине блестела атласная рубашка, слишком свободная и не по размеру — тоже черная. Лица ищейки видно не было. Дэвид сделал шаг вперед.

— Я… Дэвид Отрейл, — неуверенно представился он. — Вы — Андрей Коршунов? Я ваш новый телохранитель.

— «Когда заполнит боль пустой сосуд из слез и снов, молчание

кричит погромче всяких слов». Когда ты слышишь это — что первое приходит на ум?

— Полет Миражей, — неожиданно для себя ответил Дэвид.

Вдруг зажегся свет. Дэвид зажмурил глаза от неожиданности, хотя они привыкли к таким испытаниям. В Арсии свет и тьма дружили, сменяя друг друга часто и мгновенно.

Ищейка вдруг разогнулся, подняв длинное бледное лицо. Это был высокий, очень высокий мужчина тридцати с лишним лет. Он был даже выше, чем Дэвид, но очень уж худ. Рубашка висела на нем, словно тряпка на пугале, у которого грубые палки вместо плеч. Длинные прямые пакли блестящих иссиня-черных волос стекали по бледному, даже белому лицу, из-за своего ровного и сплошного цвета терявшего нос, скулы и даже губы. Выделялась лишь массивная для такого костлявого тела челюсть и большие, просто огромные глаза с зелено-изумрудным отливом. Не человек, а упырь, подумал Дэвид. Натуральным образом упырь из страшных сказок. Мама рассказывала про таких, когда он не хотел засыпать, и говорила, что одного осинового кола для них недостаточно. Когда он встретил Бетани, она запретила маме рассказывать ему такие сказки, но он все равно помнил.

— Что ты сказал? — разомкнул бледные губы упырь, но голос его казался вполне человеческим. — Повтори.

— Полет Миражей, — обескураженно ответил Дэвид. Он не знал, почему сказал это. Просто вырвалось первое, пришедшее на ум. Самый сильный его страх.

— А ведь ты прав, — воскликнул Андрей Коршунов, ищейка. — Ты совершенно прав, черт возьми! За мной.

Андрей подхватил черный плащ, черную шляпу со стула рядом и быстрым шагом направился к выходу, забыв про все свои бумаги.

— Куда мы идем? — Дэвиду пришлось немного задрать голову, чтобы посмотреть Андрею в глаза.

— Собирать первые хлебные крошки.

Глава 11. Хлебные крошки

В этой части света Марс был многим непонятен. Песок, трава и лед попеременно сменяли друг друга, но никто так и не мог одержать первенство. Сухие ветра дули, нагоняя песок и обещая удушливую пустынную жару, а через мгновение с неба валился град величиной с голубиное яйцо. Проходило время, и вверх, навстречу граду и песку, тянулась упрямая жизнь. У каждой стихии был свой отведенный срок. Месяц Гемини отметился зеленым. Долина Кеплер покрылась травой, цветами и мхом, поглощая рыжие камни на пологих склонах. Реки зелени стекали к мелким городкам, осаждая дома густым травянистым войском. Здесь была настолько плодородная почва, что песок бесконечно смешивался с ней, а зелени меньше не становилось. И сколько бы град не рвал листья, выбивая из почвы комья грязи, вскоре он таял, корни впитывали воду и снова росли.

Ветер гнул к земле гигантские бутоны верейна. Красные, синие, жёлтые, фиолетовые… сущее испытание для его нервов. Нельзя было называть его дальтоником полностью, в конце концов, серый цвет тоже является цветом. Это цвет правды, убеждал себя Андрей, он помогает ему видеть суть вещей. Иногда он распадался на черный и белый, и в них тоже заключалась правда. Только слишком нарочитая, и для этого мира была непригодна. Разве что в лозунгах и плакатах, но, если сорвать со стены глянцевую маску, под ними все равно проступал серый.

Обычно ему хватало этих простых цветов, и даже его отражение в зеркале не предлагало чего-то большего. Бледная кожа, черная одежда… не нужно гадать, почему люди на улице оборачиваются. Уж точно не из-за ядовито-салатовой рубашки, выедающей глаза вместе со вкусом прекрасного. Хотя Андрей не замечал, что на Марсе кто-то заморачивался чувством прекрасного. И все-таки он сильно отличался от Земли, где каждый прохожий оценивал, насколько ты плох для этого мира.

Андрей сделал инъекцию в висок и настроил корректурные линзы, добавляя взгляду красок. Правда подождет. Нэнсис соткана из обмана. Чтобы добраться до нее, сначала нужно рассмотреть ложь во всех ее оттенках.