NeuroSoul
Шрифт:
— Зачем мне указывать свои данные, если я не собираюсь отгадывать загадки? — Дэвид спросил громко, стараясь перекричать рев двигателей.
— Затем, что только зарегистрированные пользователи имеют право принимать участие в гоне. Ты со мной, значит, участвуешь. Всем плевать, что тебя не интересуют загадки, а только сохранность моего тела, — Андрей ответил предельно четко, понимая, что сарказм этот солдат может не понять.
Он даже затылок почесал громко, укладывая мысли в прочной, непробиваемой голове. Андрей не мог винить его за отсутствие мозгов. Такие как он не выбирают. Вся работа за них была сделана еще до утробы матери, в пробирках и колбах, а до этого — в головах
Незадолго до этого он рассматривал личное дело Дэвида и хмурился. Глядишь, и лоб треснет. «У моего отца был такой же», — скользнуло в сознании Андрея, но он отогнал эти мысли. Его отец не был генетическим экспериментом. Да, он стал военным, отрастил мышцы и укрепил волю, но был совсем другим… был… таким же, как он сам.
Слишком долго Дэйв буравил глазами анкету, гадая, является ли Андрей Коршунов Артемович сыном знаменитого Артема Коршунова, спасшего сотни тысяч жизней на Венере. Спросить он так и не решился, видимо, боясь получить утвердительный ответ. Такой груз ответственности может раздавить самую прочную голову. Пусть лучше Андрей останется для него рядовым фанатом, указавшим имя своего кумира в графе сбежавшего от матери отца. Про него ходили и такие слухи. Настанет время, и он скажет правду, примерно в момент, когда открыто назовет Дэйва тупым. Так уж повелось — рано или поздно правда лезла из него, хотели этого окружающие или нет. Андрей расстроился бы по этому поводу, если бы ему не было абсолютно плевать.
Воздушная дорога, ведущая строго на юг, отклонилась на юго-восток, протискиваясь мимо двугорбого холма вниз, к петляющей речке, смахивающей на ручеек. Вдоль воды вытянулся городок, утоляя жажду и с той, и с другой стороны. Миновав яблоневую рощу, городской транспортник зашел на посадку. Они приземлились в паре километров от городка «Рейва», и в несколько сот метрах от живого кладбища.
Густая сочная трава прижалась к земле от резкого потока воздуха, разгоняемого жаркими двигателями. Андрей спрыгнул вниз, хрустнув галькой под подошвами. Посадочная площадка была небольшой, угрожая зарасти травой окончательно. Отсюда вела лишь маленькая тропка, смахивающая на ниточку — посетители кладбища были здесь гостями нечастыми. Мало кто мог вынести вид близких людей, мертвых при жизни.
— Почему они здесь? Не лучше бы им доживать свои дни в… — Дэвид осекся, поняв, что слово «доживать» не совсем подходит для тех, кто выбрал смерть от Полета Миражей, — …в более подходящем для этого месте? Больнице, например.
— Они не реагируют ни на холод, ни на тепло, ни на хорошее обращение. Эти люди вообще ни на что не реагируют, кроме своих снов. Кто знает, что им снится? Камни в человеческом теле. Они могут прожить здесь годами, если это можно назвать жизнью… а могут умереть в больнице в первый же день. Никто так и не предсказал их участь. Поэтому они здесь.
А ведь он боится, догадался Андрей. Этот здоровяк боится того, что находится за цветущей аркой ворот. При изучении личного дела своего телохранителя Андрей первым делом обратил внимание на пометку «скрытая парализация». Предельно туманный диагноз ярко показывал, насколько сильно департамент хотел отбрехаться от навязанной им ищейки. А заодно пристроить почти непригодного сотрудника, наверняка, скребущего по монеро на срочную операцию.
И снова следопытов никто не любил — впрочем, ничего нового. Никому не нравится, когда суют нос в его дела. Но Дэйву придется преодолеть свои страхи, иначе он услышит о себе правду раньше, чем будет готов.
— Сколько баллов? — спросил Андрей.
— Вы о чем? — Дэвид
— Сколько баллов достиг Полет Миражей, когда у тебя треснули защитные зрительные элементы? Ты до сих пор жив, значит, они у тебя были. А если они у тебя были, жить ты определенно хотел. Правительство иногда требует от своих граждан очень многого, но никак не защищает их от последствий собственных решений. Страховка не покрывает твою операцию. По крайней мере ту, которую тебе бы хотелось. Не любишь преобразования? Так ты еще и кибергофоб.
Дэвид покраснел до кончиков ушей. В этот момент детектив его не только смутил, но и не понравился еще больше. Будто его сокровенное зацепили когтями, вытащили из глубины души, надменно покрутили под клювом и выкинули, как что-то неинтересное. Такой безразличный и спокойный голос был у этого Коршунова, словами не передать. Этот детектив видел его насквозь с холодом и цинизмом. А все потому, что просто мог, даже не потому, что ему интересно. Не упырь, а хищная птица. Коршун.
— Два балла, — неохотно признался Дэвид. Вот почему следопытов никто не любит. Вот почему.
— Я знаю. Миражные деструкторы выдерживают до четырех баллов, некоторые Земные варианты справляются и с пятью, но стоят они миллионы. Земля знает о Полете Миражей даже больше, чем Марс, иронично, правда? — кажется, Андрей усмехнулся, но уголки его бледных губ даже не дрогнули. — На вооружении марсианской гвардии стоят стандартные модели, выдерживающие два балла. Но по сути меньше, потому что на двух выходят из строя. Это был риторический вопрос.
Солнце скрылось за тучами, было прохладно, но не зябко. Недавно прошел дождь, воздух увлажнился и потяжелел. Трава накопила влагу. С листьев, оплетших арку над головой, срывались крупные капли. Дэвид пару раз смахнул их с лица, но упавшие на плечи успели впитаться в ткань.
Андрей зашел первым. Железные ворота скрипнули, распахиваясь, живая арка над ними дрогнула и в воздухе послышался аромат потревоженных цветов. Влага рухнула столбом вниз, но Дэвид успел сделать широкий шаг вперед и не замочился. Здесь было слишком тихо, чтобы не услышать стон металла.
— Мертвые ничего тебе не сделают. Они даже не могут говорить, чтобы напугать своими россказнями. Идем за мной и перестань трястись, — кинул из-за плеча Андрей, углубляясь в цветущее кладбище.
Перешагнув черту, Дэвид аккуратно прикрыл за собой ворота, сделанные из тонких стальных прутьев и завитушек. Слишком уж они были красивыми, чтобы обращаться с ними кое-как. Они шли мимо усохших искривленных фигур, водруженных на каменные постаменты, как мраморные памятники самим себе. На каждом постаменте висела табличка с именем и датой рождения, далее прочерк и пустая, открытая дата. Кто-то еще надеялся, что они живы, где-то там, в глубине своего забвения, и не хотел видеть их мертвыми. Лишь на одной Дэвид заметил дату смерти, Андрей же заметил больше, но не озвучил своих наблюдений. Кто-то набрался смелости посмотреть правде в глаза, и он уважал их за это.
Почти у всех головы были задраны вверх, а рты раскрыты, словно в ужасе. Да, это мог бы быть ужас, если бы не широко раскрытые глаза, в которых отражался космос. Черные, с белой россыпью пигмента глаза походили на млечный путь, и делали раскрытые рты удивленными. Порой это походило на восхищение или нетерпение. Сухая, словно пергамент кожа покрывала костлявые тела, давно утратившие мужские и женские признаки. Волосы почти у всех повыпадали, руки тянулись вверх или были скрещены на груди, они стояли на коленях, и все еще смотрели в небо.