Неверный отец. Счастье в конверте

Лесневская Вероника

Она должна наслаждаться беременностью, а не плакать из-за меня и прятаться по чужим домам. Вместо того чтобы окружить её заботой, я…

Проклятье! Чем сильнее люблю, тем больнее раню.

– Тш-ш-ш, любимая, - ласково нашептываю ей на ухо, покачивая в своих руках. – Все с ним хорошо. Я же обещал.

Порывисто расцеловываю пылающие от нахлынувшей крови щеки, снимаю губами соль с бархатной кожи, вытираю слёзы. Не отпускаю Амину, пока она не обмякнет в моих объятиях.

– Боже, спасибо, - выдыхает расслабленно.

Снова плачет, не может остановиться. – Я помню только УЗИ, а потом… все как в тумане. Я спала?

– Да, родная, тебе это полезно, - аккуратно возвращаю её на постель, поправляю подушку и больничную простыню, а затем перекрываю капельницу. – Что-то беспокоит?

С серьёзным видом осматриваю её, но внутренне улыбаюсь. Мне доставляет удовольствие касаться аккуратного животика, где поселился наш малыш, и просто быть рядом с моей женщиной, смотреть на нее, вдыхать её запах, слушать тихий, нежный голос.

– Меня тошнит, - жалуется она совершенно по-детски и морщится капризно.

– Токсикоз мучает? Ты очень худая для своего срока, - хмуро свожу брови.

– От тебя её тошнит, устроил тут немецкие горки, а нам, между прочим, волноваться нельзя, - язвительно причитает Элеонора, вызывая у меня снисходительную ухмылку. Пусть ругает.

Охнув, она наклоняется к сумкам, достает термос и судочки, раскладывает их на тумбочке у кровати. По палате разносятся аппетитные ароматы еды. Хорошо так, уютно, по-домашнему. Я остываю, и Амина успокаивается, увидев близкого человека.

– Тётя Эля, вы так быстро вернулись, - бросает беглый взгляд в окно. – Ой, уже вечер? Сколько же я проспала?

– Столько, сколько нужно. Пора ужинать, мамочка, - киваю на тумбочку, где Элеонора чуть ли не скатерть-самобранку расстелила. Однако Амина кривится, облизывает пересохшие губы и отворачивается.

– Не могу я!

– Сынок голодный, - убеждаю ласково, а рука снова машинально тянется к животу. Отдергиваю ее, сжимаю в кулак.

Уверен, Амине неприятны мои прикосновения. Я для неё всё ещё предатель. И навсегда им останусь…

– Я сейчас чайку своего фирменного тебе налью, - суетится Элеонора с термосом и кружкой. – Кисленького. С лимончиком! Тебе сразу легче станет.

– Герман, ты можешь ехать домой, а со мной тетя Эля посидит, - неловко лепечет Амина, потупив взгляд.
– Да и Лана на дежурстве сегодня. Всё будет в порядке.

– Нет! – расстроенно рявкаю, а за грудиной пульсирует так, что дышать нечем. Стоит лишь представить, что мне придется опять бросить любимую, как страх сковывает лёгкие. – Я с тобой останусь!

Сегодня. Завтра. До конца дней…

– Тебя сын ждет, - настаивает, по-прежнему не глядя на меня.
– Нельзя его кидать на няньку.

– Амина…

Дотрагиваюсь онемевшими пальцами до ее руки. Убирает. Сцепляет кисти в замок, накрывая животик.

Молчит…

И мне сказать нечего…

– Не врач ты, Гера, а кукушонок. Раскидал детей по свету, - сокрушается Элеонора, и на этот раз бьет словами особенно больно и метко. Меня совесть жрет за то, что я и отец хреновый, и как мужчина не смог свою женщину сберечь, и как человек… редкостный идиот!

– У меня все под контролем, - защищаюсь из последних сил. Делаю хорошую мину при плохой игре, но тетке не составляет труда раскусить меня. Она видит, что я на грани.

– Ладно, не психуй, - подойдя, по-матерински треплет меня по волосам и чмокает в макушку. – Старшенького своего переселяй к нам – мы со Стефой быстренько его выходим.

– Ему медицинский присмотр нужен…

– А я кто, по-твоему? Рак с горы? – злится она.

Собираюсь извиниться и мягко объяснить, что ее медсестринских навыков может быть недостаточно, но улавливаю тихий смешок Амины.

Вместе с тетей, как по команде, поворачиваемся к ней. Вопросительно наклоняем головы.

– Вы такие милые, когда ссоритесь, - неожиданно заявляет она, окинув нас теплым взглядом. Прыснув в ладонь, начинает заливисто смеяться.

– Перепады настроения беременной… - вздыхаю с улыбкой.

– Герман, тетя Эля права, - откашлявшись, назидательно говорит Амина. Пообщавшись с бабушкой и тетей, она стала чем-то похожа на них. Ох, и устроят они мне веселую жизнь, но я не против. Лишь бы вместе.
– С родственниками малышу будет лучше, чем с чужими людьми. Я после больницы тоже планирую вернуться к бабушке Стефе. Не хочу находиться в городе, где мои родители, Марат и… все желают мне зла.

– Со мной тебе ничего не угрожает…

– Прости, но….
– закусывает губу, будто боится меня обидеть, и продолжает мягко: - Мне там спокойнее.

Понимаю, что не могу на неё давить. Сломаю! Поэтому сдаюсь сам.

– Как скажешь. Поедем в поселок. Вместе!
– чеканю безапелляционно.
– Я теперь от тебя ни на шаг.

– Вот и договорились! – Элеонора так звонко хлопает в ладоши, что мы с Аминой на секунду зажмуриваемся. Украдкой улыбаемся друг другу, и от этого невинного переглядывания становится тепло на душе.

После ухода тёти мы больше не говорим о прошлом. Будущего тоже не касаемся, потому что в нашей ситуации оно эфемерно. Мы в принципе избегаем любые серьёзные темы. Болтаем ни о чём, беззаботно смеемся. Почти как раньше, когда мы были вместе. Только целовать ее нельзя – не подпустит. Но мне достаточно того, что хотя бы не прогоняет.

Половину вечера я пытаюсь накормить свою любимую непокорную пациентку бабушкиными пирожками, а ближе к ночи, после всех необходимых процедур и уколов, укладываю ее спать, как малышку. Как и обещал, я остаюсь с ней, словно телохранитель.