Неверный отец. Счастье в конверте
Шрифт:
– На смене кто? – бросаю коротко, когда мы остаемся в палате вдвоем.
Лана мрачнеет, закусывает губу, и этот момент дверь открывается без стука. В небольшое помещение важно вплывает Богомолова, мгновенно заполняя всё своей тяжелой энергетикой, лениво окидывает меня взглядом, однако не спешит проводить осмотр. Каждое её движение словно специально замедлено, как фильм, поставленный на паузу. Даже говорит она с оттяжкой.
– Добрый день, Амина. Не беспокойся, твоему мужу мы сообщили, - бьёт, как обухом по голове, и мне вновь становится плохо.
– Марат будет здесь в течение часа, а потом решим, что с тобой делать.
Глава 21
Герман
Стерильная
«Не ищи меня, я никогда к тебе не вернусь».
Тем не менее, я ждал. Хоть какой-то сигнал, хоть весточку, хоть намек. Донимал соседку звонками, которая на время стала моими глазами и ушами. Но все напрасно. Несколько раз, улучив момент, когда слабый сын мог находиться без меня, я прилетал лично. Проверял квартиру, где всё оставалось нетронутым.
В мыслях раненой птицей трепыхалась страшная мысль: «Амина не вернется».
К бабушке съездить я так и не решился. Струсил. Я элементарно не знал, как объяснить, что просрал свое счастье ради ребёнка, матери которого не помню. Меня бы никто из родных не понял. Что говорить о строгой бабке старой закалки, если даже либеральные родители, которые души во мне не чают, были в шоке от новости. Они так ждали знакомства с моей невестой, о которой я им на расстоянии все уши прожужжал, готовились наконец-то погулять на свадьбе единственного сына, а получили внезапное «счастье в конверте». От левой бабы. Молчаливое неодобрение прятали в заботе о нежданном внуке. Со мной в первые дни почти не разговаривали. Размышляли, переваривали информацию, привыкали к новому статусу. Да и мне нечем было оправдаться, потому что все расследования зашли в тупик.
Сын мой. Точка. Остается лишь признать, что нагулял.
Не таким меня воспитывали, не это вкладывали в голову и сердце. Но даже мнение близких не так дорого мне, как Амина.
До сих пор не верится, что между нами все кончено. Поэтому я все равно возвращаюсь туда, где зарождались наши отношения. Точнее, я ей навязывал свою одержимую любовь.
– Герман? Вы вернулись? – Богомолова не скрывает недовольства и паники, когда я без стука распахиваю дверь ординаторской.
– Вы так рады меня видеть или беспокоитесь за свой зад в кресле заведующей? Скорее, второе, - выплевываю пренебрежительно, падая в кресло напротив.
– Зачем вы так грубо? Мы же коллеги, как-никак, - поджимает она трясущиеся губы.
Бесполезная дрянь в белом халате. Язва на измученном теле российской медицины.
Но меня это больше не касается…
– Волк свинье не товарищ, - выплевываю пренебрежительно, вызывая бурю негодования на мерзком лице. Однако вслух Богомолова даже пикнуть не смеет.
Под четкий скрип её зубов я мельком окидываю взглядом кабинет, который около года был моим, и на секунду забываюсь.
В сознании всплывают теплые картинки, как мы целовались здесь с Аминой за закрытыми дверьми. Она дико смущалась, а меня это безумно заводило. Я не узнавал себя. Принципиальный врач, который всегда был противником служебных романов, отвлекающих от главной миссии – спасения жизней, в такие моменты будто сходил с ума. Хотелось провоцировать чистую, неискушенную
– Расслабьтесь, я не задержусь в вашей богадельне, - рявкаю с презрением и слышу вздох облегчения. – Я приехал, чтобы официально уволиться. Только без отработок, мне это на хрен не надо.
Лицо Богомоловой проясняется – радуется стерва. Чёрт с ней! Без Амины мне в больнице делать нечего, я ведь устроился сюда исключительно ради нее. А во время одного из своих набегов в Россию узнал, что она оставила любимую работу. Оборвала все нити. Исчезла, чтобы не дать мне ни капли надежды. Решила, что урод Марат лучше меня.
– Сейчас попрошу старшую подготовить все документы. Подождите, Герман Янович, мы быстренько, - суетится вокруг меня докторша, не скрывая радости.
– Может, чай или кофе?
– Обойдусь, - выплевываю зло.
Ленивым жестом руки даю отмашку, и Богомолова вылетает из кабинета. Вздохнув, неторопливо поднимаюсь с места, меряю шагами пол, обходя свои бывшие владения. В груди неприятно царапает, будто я совершаю роковую ошибку. Неведомая сила тянет меня к неплотно закрытой двери.
– Какие назначения у беременной в седьмой палате? Она одна у меня осталась, остальным я все поставила, – доносится приглушенный голос одной из акушерок. Не узнаю. Кажется, это кто-то из новеньких, кого приняли на место Амины. Быстро же заменили мою незаменимую девочку.
– Никаких назначений не было, - небрежно отрезает Богомолова, и мои руки невольно сжимаются в кулаки. Ленивая дрянь! Может, вышвырнуть её с волчьим билетом на прощание?
Мне больше нет дела до пациенток этой больницы, но какого-то хрена я замираю у выхода, спрятав руки в карманы брюк. Прислушиваюсь к разговору пока ещё моих подчиненных.
– Как же так, - сочувственно летит в ответ.
– Может, вы осмотрите ее? Мучается от болей, переживает. Тем более, тоже медик.…
Не выдерживаю… Делаю шаг, не в силах контролировать собственное тело, и бесшумно толкаю дверь. Перед глазами мелькают две фигуры в медицинской одежде.
– Ждем мужа, - обезоруживает меня стерва в халате неадекватным решением.
– Приедет – будем решать. Не уверена, что они захотят сохранять.
– Вы, наверное, что-то перепутали. Она поступила не на прерывание. Наоборот…
– Много говоришь, - раздается грозно и в то же время панически.
– Пошла вон.
В этот момент я срываюсь. Забываю, что у меня самого проблем выше крыши, и раздраженно вылетаю в коридор. Злой как дьявол.
– С каких пор у нас в больнице за здоровье беременной отвечает её муж? – рявкаю на все помещение, и голос эхом проносится до приемной.
Во мне просыпается врач, но не только… Предчувствие, что царапалось внутри, сейчас выгрызло дыру. Я должен – и точка! Поэтому подчиняюсь порыву.
– Вы неправильно все поняли, - мгновенно вырастает передо мной Богомолова, заслоняя мне весь обзор. Тычет бумаги в лицо.
– Вот, кстати, документы. Подпишите, а я всё мигом оформлю.
– Я передумал, - выхватываю заявление, беспощадно смяв его в ком, легко отталкиваю душегубку, пока не произошло непоправимое. – Я остаюсь, а вот вы после такого – вряд ли. Поступившую беру себе, осмотрю лично, - в сердцах стукнув кулаком об стену, подзываю новенькую акушерку: - Веди в палату.