Невероятная жизнь Анны Ахматовой. Мы и Анна Ахматова
Шрифт:
Что я хочу сказать. Мои наблюдения в курилке Ленинской библиотеки в девяносто третьем, девяносто четвертом и девяносто пятом годах, а также в курилке Публичной библиотеки в Петербурге в девяносто пятом, двухтысячном, две тысячи первом и две тысячи втором навели меня на мысль, что посетители российских библиотек, равнодушные к своему внешнему виду, неряшливо одетые, перевозбужденные, часто разговаривающие сами с собой, заядлые курильщики, нервные и восторженные, чем-то напоминают итальянцев, делающих ставки на ипподроме: такое впечатление, что, приходя в библиотеку, они с минуты на минуту ждут каких-то удивительных событий, которые изменят их жизнь, и им не терпится с кем-то поделиться.
4.14. О Хлебникове
Итак, на этом я ставлю точку в старых записях,
Сегодня, спустя два десятилетия, я, наоборот, говорю о Хлебникове все реже. Почему так происходит, я и сам до конца не понимаю.
Вероятно, потому, что Хлебников, насколько я могу судить, гораздо больше того, что о нем можно рассказать.
Шкловский называл его чемпионом, Якобсон считал величайшим мировым поэтом ХХ века; Тынянов говорил, что он «присутствует как направление»; Марков называл его Лениным русского футуризма [18] ; Рипеллино [19] видел в нем поэта будущего. На мой взгляд, все они правы, и в то же время, думаю, каждый из них в чем-то ошибается, потому что Хлебников – это нечто большее.
18
Дословная цитата: «Русский футуризм без Хлебникова был все равно что большевизм без Ленина» (В. Марков. История русского футуризма. 1968).
19
Angelo Maria Ripellino (ит. 1923–1978) – итальянский литературовед, переводчик (русист), поэт.
Меня Хлебников неизменно потрясает: он настолько грандиозен, в нем такая мощь, что иногда о нем даже страшно говорить: у меня нет уверенности, что я вообще могу объяснить, кто он такой на самом деле.
Погружаясь в Хлебникова, я обретал зрелость.
Сколько раз за эти годы в памяти всплывал «Закон качелей»:
Закон качелей велит Иметь обувь то широкую, то узкую. Времени то ночью, то днем, А владыками земли быть то носорогу, то человеку.И как часто, когда я приезжаю в Россию и первым делом смотрю на небо, мне вспоминаются эти строки Хлебникова:
Мне мало надо! Краюшку хлеба И каплю молока, Да это небо, Да эти облака!И сколько раз, когда я думал о Тольятти и Батталье, на память приходило начало стихотворения Хлебникова: «Девушки, те, что шагают // Сапогами черных глаз // По цветам моего сердца».
Так оно и бывает: они вышагивают туда-сюда, и все у них хорошо.
А сколько раз, когда у меня внезапно менялось настроение, я вспоминал слова Хлебникова, что начиная с ХХ века уже мало просто вести дневник – нужно вести точный реестр [20] .
И записную книжку, которую я всегда ношу с собой в рюкзаке, я так и называю: реестр.
4.15. Глупая фраза
Я всегда хожу с этими несовременными реестрами родом из ХХ века: электронному ежедневнику я предпочитаю бумажный, ведь так приятно лишний раз сказать: «Я не взял с собой ежедневник».
Такая глупая фраза из ХХ века, анахронизм, но она мне нравится.
20
«Деловое предложение: записывай дни и часы чувств, как если бы они двигались, как звезды», – из письма В. Хлебникова В. В. Каменскому, 1914 год.
4.16. Роли
В конце февраля в Лейденском университете в Нидерландах был отменен
Одновременно в Испании запретили показ «Соляриса» Тарковского, а в Литве решили не показывать документальный фильм о Велимире Хлебникове, царствие ему небесное, – о поэте, написавшем стихотворение «Отказ». Вот оно:
Мне гораздо приятнее Смотреть на звезды, Чем подписывать Смертный приговор. Мне гораздо приятнее Слушать голоса цветов, Шепчущих: «Это он!» — Склоняя головку, Когда я прохожу по саду, Чем видеть темные ружья Стражи, убивающей Тех, кто хочет Меня убить. Вот почему я никогда, Нет, никогда не буду Правителем!Мальчишкой, когда я позволял себе какие-нибудь шалости и огорчал маму, она говорила: «Паоло, как ты до такого докатился!»
Вот и мне в те дни все время хотелось спросить: «Люди, как мы до такого докатились?»
Несколько дней спустя Кардиффский филармонический оркестр убрал из программы концерта увертюру Чайковского «1812 год», посчитав ее исполнение «неуместным в такой момент».
Узнав об этом, я окинул взглядом свои русские книги и спросил себя: «Что мне сделать, чтобы быть хорошим европейцем. Выбросить их?»
Когда чуть позже в миланском театре одна милейшая журналистка спросила меня, какая роль отводится сейчас работникам умственного труда, я ответил: «Я рад, что вы задаете мне этот вопрос. Несколько лет назад похожий вопрос задали великому русскому поэту Иосифу Бродскому, на что он ответил: „Писать хорошо“. Это трудная роль», – сказал я.
4.17. Золото
В середине апреля я был в Милане. Прочитав лекции, я поехал обратно на вокзал, откуда отходил поезд в Болонью. Чтобы попасть на платформы миланского вокзала, нужно отстоять очередь и показать билет. А случилось так, что за несколько дней до этого я стал обладателем золотой карты «Трениталии» [21] .
21
Trenitalia (ит.) – основной железнодорожный оператор Италии.
Как я до этого докатился? Золотая карта «Трениталии»…
И вдруг я обнаружил, что на вокзале есть боковой вход, но тех, кто пытается через него пройти, как правило, останавливают и отправляют обратно в очередь. Однако если вы подходите и на вопрос «Первый класс?» отвечаете: «У меня золотая карта», то перед вами расступаются и, произнеся «пожалуйста», пропускают, даже не попросив предъявить билет или карту.
И мне такое положение вещей нравится.
В первый раз я приехал в Россию в 1991 году, через несколько месяцев после открытия «Макдоналдса» в Москве. Я пошел в московский «Макдоналдс». Там тоже было два входа: один для русских – к нему вела длинная очередь, другой для иностранцев – без очереди. Я прошел через вход для иностранцев, сгорая от стыда, словно что-то украл.
Сейчас мне уже не стыдно.
Мне это нравится.
Мне нравится иметь привилегии.
Это вам не: «Мне мало надо! Краюшку хлеба и каплю молока» и так далее.
4.18. В поезде
Садясь в поезд, я вспоминал одну фразу из спектакля под названием «Попросите меня одеться как итальянец, и я не буду знать, что надеть», который уже несколько лет мы показываем с актером и режиссером Никола Боргези.
В одной из сцен речь идет о том, что был такой знаменитый француз, великий писатель Стендаль, который очень любил Италию. Особенно ему нравилось, что итальянцы в те времена не стыдились быть бедными.