Невеста для пилигрима

Даниярова Рута

— Прекрасный солнечный день сегодня, мастер Бернт… — замявшись, начал Эрдорт.

— Я знаю, что вы, законники, любите ходить вокруг да около, так вот, мне это не надо. Говорите прямо, зачем вы пришли, — Иохим сверлил взглядом молодого человека. Лицо Эрдорта пошло красными пятнами.

— Господин Бернт, я вынужден разорвать помолвку с вашей дочерью. Буду с вами честен, мне очень тяжело будет видеть ее лицо и вспоминать, какой красавицей была Виола. Мне придется появляться на приемах и балах в Алуэте, а возможно,

и самому потом давать приемы, и я не хочу, чтобы на меня и мою супругу глазели любопытные люди. То, что случилось, ужасно, но я предельно откровенен с вами.

— Я могу дать вам приданое за дочерью в десять раз больше, — глухо сказал ювелир. — В двадцать раз больше. Куплю вам титул через год. Дом в Алуэте…

Иохим в душе проклинал себя за то, что сейчас произносит, но, если бы надо было еще больше унизиться ради Виолы, он бы сделал и это.

— Я не слишком богат, но не хочу, чтобы вы думали, что можно купить счастье своей дочери, — покачал головой Эрдорт.

— Прошу вас, передайте это письмо Виоле, — он протянул ювелиру запечатанный сургучом белый конверт, подписанный изящным почерком.

— Всего хорошего, господин Бернт. Я буду каждый день молиться светлой Кайниэль о здоровье вашей дочери. Мне очень жаль, что так получилось. Надеюсь, вы сможете меня понять.

Бывший жених встал и направился к выходу.

— Погодите, господин Эрдорт. Я хочу вернуть вам пятьдесят золотых, ваш задаток за кольцо, — сказал Иохим.

— Не стоит, пусть эти деньги пойдут лекарям, — Лейнар слегка поклонился и вышел, а ювелир тяжело опустился в кресло.

Все-таки у несостоявшегося зятя была гордость, хотя само кольцо было поистине бесценным.

Иохим вспомнил уверения купца о том, что голубой алмаз приносит удачу, и горько вздохнул.

Его дочь не проносила и дня это кольцо, как на нее обрушились несчастья…

Вечером ювелир зашел в комнату Виолы, и его сердце снова сжалось, когда он увидел лицо девушки, обезображенное рубцами и шрамами. У него на сердце тоже теперь шрамы, пусть они не видны, но он будет носить их до конца жизни.

— Элма, оставь нас ненадолго, — попросил Иохим экономку, и та вышла.

— Папа? — вопросительно посмотрела в его сторону Виола, откладывая спицы и вязание в сторону.

— Эрдорт просил передать тебе письмо. Мне придется его прочитать вслух, —прокашлялся Иохим.

Девушка замерла, а затем неуверенно кивнула.

Она услышала шорох бумаги, а затем ровный голос отца.

«Дорогая Виола, не хочу вас обманывать, но мне невозможно будет представить вас ко двору и моей семье в качестве супруги. Прошу вас понять меня. Молю пресветлую Кайниэль о вашем дальнейшем выздоровлении. Скоро я возвращаюсь в Алтуэзию. Простите меня, если сможете. Всегда буду помнить вас. Лейнар Эрдорт».

По лицу Виолы покатились слезы. В голове колокольным звоном гудели слова. Прошу.

Вас. Понять. Меня.

— Дай мне письмо, папа, — попросила она.

В ее руку лег плотный гладкий лист бумаги. Она провела по нему пальцами. Виола не могла видеть слов, но все они отпечатались в ее сердце, оставив раны. Медленно она разорвала лист пополам, а потом еще раз. Прощай, Лейнар Эрдорт.

Затем Виола осторожно подошла к столику, считая шаги, и нашла коробочку с помолвочным кольцом. Погладив на прощание холодные грани алмаза, протянула его отцу:

— Папа, верни Лейнару кольцо.

— Дочка, кольцо останется у тебя, я сам сделал его, Эрдорту оно почти ничего не стоило.

Ювелир накрыл ее ладонь своей рукой.

— Виола, может быть, со временем ты простишь его. Мужчины любят юность и красоту. Поверь, многие бы на месте Эрдорта растерялись бы, испугавшись трудностей…

Отец говорил что-то еще, но Виола почти не слушала его.

Лейнар отказался от нее. Ее счастье, влюбленность, мечты о будущем счастье, — все было обманом, как туман над Дымным морем. Даже прекрасное кольцо, как оказалось, на самом деле подарено отцом. Глупая наивная Виола.

До нее донесся аромат желтых роз. Каждый день Лейнар неизменно присылал новый букет, и цветы ставили в ее комнате.

Она подошла к столу, считая шаги, и коснулась атласных нежных лепестков. Совсем скоро они потеряют красоту и станут никому не нужными. Как и сама она.

— Элма! — громко позвала девушка, и служанка, запыхавшись, вбежала в комнату.

— Выброси это, — она тронула желтую розу и почувствовала, как укололась шипом.

Что же, ей уже не страшна никакая боль после всего, что случилось.

Два стражники неторопливо шли по окраине Шимарута. Они делали вечерний обход. С утра весь день шел дождь, с моря дул ветер, обещая принести с собой похолодание.

— Все, можем возвращаться, — сказал толстый Якоб, предвкушая вкусный домашний ужин. Жена обещала приготовить его любимое рагу с бараниной и вкусную мясную похлебку с чесноком. А уж со ржаной румяной корочкой это будет просто объедение…

От этих приятных мыслей у него даже в животе заурчало.

— Погоди-ка, Якоб, что это там? — его напарник, долговязый черноволосый Велт, указал на большую кучу мусора, виднеющуюся впереди.

Там слышалось глухое собачье рычание.

— Развелось здесь этих псин бездомных тьма тьмущая, — проворчал Якоб. — И ведь все здоровые, что твои волки.

— Смотри, как бы эти волки не сожрали тебя, — пошутил его напарник, молодой долговязый парень и тут же получил ощутимый тычок в плечо.

— Подавятся они, Велт, я ведь мечом-то умею махать в отличие от тебя, сопляка, — огрызнулся напарник.

— Смотри-ка, — ахнул Велт.

Навстречу им бежала здоровенная псина, держа что-то в зубах.