Невеста для пилигрима

Даниярова Рута

Вошедшая служанка стала укладывать ей волосы. Виола и сама могла заплести красивую косу, но сегодня решила пойти в город с изящной высокой прической.

— Госпожа, никак не могу ваш гребень найти, — пожаловалась служанка. — Ладно, возьму деревянный, — и она стала аккуратно расчесывать волосы девушки.

Затем девушка помогла зашнуровать Виоле лиф зеленого бархатного платья с изящной вышивкой на рукавах в виде фиалок.

Ее мать любила эти неприхотливые цветы и даже имя ей сама выбрала, напоминающее цветок.

—

Светлого дня, Элма! — поприветствовала Виола экономку, спустившись из своей комнаты.

Сколько она себя помнила, Элма всегда жила в их семье. Она любила эту полноватую женщину как мать, которую почти не помнила.

— Здравствуй, птичка моя. Мастер Бернт велел, чтобы ты никуда не выходила без Майса. Он уже ждет тебя во дворе.

Виола кивнула. Майс производил на незнакомых людей ошибочное впечатление недалекого сонного верзилы, но она знала, что парень ловок и проворен. Преданный их семье, он мог быть и жестоким.

Недавно они с Элмой отправилась на городской рынок и увидели, как неприметный мужичок выхватил кошелек у зазевавшейся толстой крестьянки, стоявшей возле телеги с овощами, и пустился наутек, лавируя между повозками и прилавками.

Толстуха заголосила, а Майс моментально догнал вора. Тот было выхватил нож, но не успел им воспользоваться. Мужик истошно заорал, держась за переломанную руку, повисшую плетью.

Майс сдал его подоспевшим стражникам и невозмутимо зашагал к остолбеневшим Виоле и Элме…

Выйдя во двор, девушка издали заметила долговязую фигуру Майса.

— Светлого дня, госпожа, —поздоровался он. — Поджидаю вас по приказу мастера Иохима.

— И тебе светлого дня, Майс. Хочу посетить храм Кайниэль.

Светлая богиня Кайниэль, почитаемая и в соседней Алтуэзии, покровительствовала семьям, посылала женщинам здоровых детей, а землям дарила плодородие, богатые урожаи и тучные стада.

Кухарка Фрида говорила даже, что Кайниэль может наказывать неверных мужей, и ходила в храм жаловаться светлой богине, когда ее благоверный зачастил к смазливой соседке.

Элма тогда фыркнула и сказала, что если бы так было, то и мужчин бы в Шимаруте не осталось, кроме столетнего пекаря Алоиза, да и тот наверняка по молодости был не святым.

Виола залюбовалась белоснежным храмом богини Кайниэль. Три острых серебристых шпиля издали сияли, отражая лучи утреннего солнца.

Она решила сделать подношение богине накануне помолвки, чтобы ее брак был удачным. Согласно поверью, Кайниэль охотнее всего слушала просьбы невест и рожениц.

Сегодня все вокруг казалось девушке необыкновенно красивым. Насыщенная зелень деревьев, синее небо, где-то на горизонте сливавшееся в одну линию с Дымным морем, аккуратные двухэтажные дома из белого камня с пестрыми цветочными клумбами, изящные экипажи, запряженные тонконогими гнедыми лошадьми.

Ей немного взгрустнулось, что скоро придется уехать в Алтуэзию.

Лейнар

говорил, что у его отца есть, помимо замка, есть небольшой дом в Алуэте, где они могли бы пожить на первых порах, правда, вместе с семьей его среднего брата.

Как ее примут на новом месте, ведь она простолюдинка?

Жених убеждал, что все будет хорошо, ведь он не старший сын графа и поэтому может выбирать себе жену по велению сердца, но Виола все равно опасалась.

Даже здесь, в вольном городе Шимаруте, где главным человеком был не князь или герцог, а бургомистр, дворяне всегда держались особняком.

Они устраивали балы и приемы, куда могли попасть только люди их положения.

Впрочем, и гильдии ремесленников были весьма закрытыми сообществами.

Многие из них стремились подобрать партию своим детям из семей мастеров, и руки Виолы уже не раз просили, но Иохим не торопился, оставляя выбор за дочерью…

Возле храма, как всегда, сидели несколько попрошаек, загалдевших, как стайка чаек, завидев нарядную девушку в сопровождении слуги.

В кошельке у Виолы была припасена горсть медяков для нищих и несколько серебряных монет для храма.

— Госпожа, мой муж моряк, он пропал, а я бедствую с деточками малыми, да еще на сносях, —смуглая женщина выпятила вперед угрожающе большой живот, и Виола отсыпала ей несколько монет.

— Прекрасная госпожа, а я болезный, лошадь в голову лягнула, работать, стало быть, не могу, — стал теребить ее какой-то мужик с замотанной кое-как кудлатой башкой, но Майс подошел ближе, и попрошайки опасливо попятились.

Виола каждому дала по медной монетке, и те довольно заулыбались, благодаря молодую добрую госпожу.

— Щедрая вы, госпожа Виола, и больно уж доверчивая, — укоризненно сказал охранник. — Эта баба, небось, подушки подкладывает под юбку, чтобы народ разжалобить. А прощелыга тот сейчас в кабак пойдет…

— А вдруг и правда кто-то из них нуждается, Майс?

Но тот только головой покачал.

Виола уже хотела подниматься на крылечко храма, но почувствовала, что кто-то схватил ее за подол нарядного платья. Она обернулась и увидела старуху, сидевшую прямо возле крыльца.

Виоле показалось, что еще минуту назад никакой женщины здесь не было.

Она была закутана в черный потрепанный платок, на сморщенной шее висели в несколько рядов деревянные бусы с облупившейся краской.

Старуха крепко держала ее за подол скрюченными пальцами с обломанными грязными ногтями. Казалось, взгляд темных глаз из-под кустистых седых бровей прожигал Виолу насквозь.

— Дай мне монетки, а то помрут твои детки, — вдруг сказала нищенка скрипучим голосом, тыча кривым пальцем чуть ли не в лицо девушки.

Виола порылась в кошельке, но медяки закончились. Она неуверенно подала старухе серебряную монету, приготовленную для храма.