Невеста решает бунтовать

Чёрная Мстислава

Вчитавшись, мама бледнеет. Я только на первый взгляд разделила пачку бумаг случайным образом. В отчёте, который у мамы первый, Лали подробно рассказывает, в каких именно выражениях она восхваляет господина Лотта, как пытается подбить меня на тайное свидание, во время которого меня можно скомпрометировать, как старается внести раскол между мной и родителями. И в каких выражениях отзывается о моём уме.

Насчёт ума я даже признаю её правоту.

Мама очень медленно откладывает отчёты и поворачивает голову к Лали.

Лали пятится.

— Госпожа,

в-всё не т-так, — заикаясь, она пытается оправдаться. — Я писала из лучших побуждений! Я хотела, чтобы госпожа Исидара была счастлива!

С той же пугающей медлительностью мама поднимается. Я никогда не видела маму в таком состоянии, как сейчас. Да мама в ярости!

Лали, прикрыв голову руками с визгом бросается прочь.

Вокруг мамы собирается призрачное сияние молочно-белого лунного света. Это не магия в чистом виде, сам по себе свет безвреден. Больше того, жрицы не обладают собственной силой за редчашим исключением. То, что делает мама называется… Белым благословением. Мама заимствует силу Белой богини и насылает на… жертву.

Коснувшись человека, лунный свет откроет и многократно усилит то, что человек прячет в самых глубоких закоулках своей души. Чистая душа обретёт счастье, её чистота засияет как бриллиант в лучах солнца, а нечистая совесть обернётся ночными кошмарами, человек будет страдать, пока искренне не раскается в своих преступлениях и таким образом не очистится от тьмы.

Лали выскакивает в коридор.

Свет гаснет, словно растворяется. Словно исчезает бесследно. Лали, прижавшись спиной к стене, недоверчиво оборачивается.

— Я действительно хотела, как лучше, — всхлипывает она.

Свет ослепительно вспыхивает. Кажется, что сама кожа Лали превратилась в его источник. Лали кричит, хотя ей не может быть больно. Белый свет быстро впитывается.

— У тебя есть полчаса, чтобы забрать документы и вещи, — объявляет мама в великолепной царственной манере, но тотчас оборачивается ко мне и переспрашивает полным сомнений тоном, тем самым всё портя. — Мы ведь не будем подавать в суд и требовать расследования, Иси?

Я невольно вздрагиваю.

Мне хватило расследования из прошлой жизни.

— Нет, конечно. Пусть уходит.

Если господин посол позволит.

Сумеет Лали сбежать и выжить или нет — это от и до её судьба. Я не собираюсь вмешиваться.

— Я хотела как лучше, — твердит она, размазывая слёзы по лицу.

Я отворачиваюсь.

— Ма-ам… Ты ведь можешь проверить подлинность записок?

— Она призналась, — мама устало опускается в кресло.

Я знаю, что пропускать через себя силу богини очень тяжело, но:

— Мам, Лали не единственная предательница. Посмотри, что я вчера получила, — я протягиваю компромат на других слуг.

Мама, хмурясь, бегло просматривает.

— Иси, я поговорю с князем.

О?!

Не “спрошу, что делать”, а “поговорю”?! Белая богиня, слава тебе!

Мама уходит, только юбки плеснули кружевом. Я провожаю её взглядом и тоже поднимаюсь.

И кофе, и завтрак забыты. Пить то,

что принесла Лали, я не собираюсь — не из опасений, просто брезгливо. Завтрак ждал полдня и ещё подождёт.

Пора наконец сделать то, что я давно хочу — спуститься к родовому артефакту.

Вчерашняя сосущая пустота исчезла без следа, я чувствую в себе силы вернуться на час или два, но при этом знаю, что ничего не получится — нет нужных эмоций. Однако я уверена, что в случае реальной угрозы, я справлюсь.

Я уверена, что в этот раз артефакт отреагирует.

Я спускаюсь по крутым ступеням винтовой лестницы. Артефакт хранится не в доме, а, фактически, под домом, гораздо ниже фундамента — в древней шахте из многотонных гранитных блоков. Столица Вадора выросла на руинах города, разрушенного нежитью то ли первой, то ли второй волны. Империя бросила полуостров после четвёртой.

Огонь светильника пляшет на стенах, я веду пальцами по шероховатой поверхности грубо отёсанного камня. Воздух становится спёртым, дышать тяжелее — шахта не проветривается.

К низу спуск расширяется, между витками появляется пространство. Я добираюсь до дна. Артефакт — меч, которым сражался наш легендарный предок Аарон Кокберг — вмурован в стеклянный куб, снаружи куба выступает только чёрная рукоять, скупо украшенная гравировкой.

Я видела, как это происходило у папы и брата: стоит кому-то из них сжать рукоять, как лезвие наливается светом, а затем на гранях куба расцветают картины. У брата в кубе бушует огненный смерч, у папы приходят тени сражённых предками чудовищ.

Когда я сжала рукоять в день своего шестнадцатилетия, ничего не произошло, лезвие не засветилось, даже самого тусклого светлячка не вспыхнуло.

Но сейчас…

Ладонь стала слегка влажной, пальцы подрагивают. Что покажет мне куб? Я вытягиваю из потайного кармашка шёлковый платок, провожу по коже. Я готова? Не знаю… Но мне очень нужно получить доказательство. По крайней мере я смогу рассказать родителям часть, касающуюся Рея… В его вину они поверят сразу и безоговорочно. Но мне придётся тщательно подбирать слова, чтобы убедить папу молчать, потому что первое, что папа захочет сделать — это предупредить Великого князя и наследного принца. Нельзя допускать.

Я сжимаю рукоять, и артефакт отзывается теплом в отличии от прошлого раза, когда рукоять осталась холодной. Я вглядываюсь в стекло. Образы, которые в нём появляются, рождает свет меча, но… света по-прежнему нет.

Я сжимаю крепче, жду.

Что за ерунда?! Я точно знаю, что обладаю даром, я вернулась во времени дважды, могу снова. Однако меч молчит.

— Почему? — я спрашиваю вслух, как будто меч мог бы ответить.

И папа, и брат уверяли, что ничего не требуется делать специально — только коснуться. Даже обхватывать рукоять не обязательно — это скорее жест уважения. Возможно, со мной иначе? Я сосредотачиваюсь на внутренних ощущениях, пытаюсь пробудить магию. Нет, я не собираюсь в прошлое, я всего лишь хочу, чтобы лезвие, наконец, вспыхнуло.