Невеста смерти
Шрифт:
Маска свалилась с запрокинувшейся головы девушки, когда Дарий встал, и шпильки не выдержали тяжести навалившейся на них косы — роговые дуги еле слышно звякнули об пол, и светлые волосы скользнули по его бедру.
— Женщина, — ахнул кто-то из стоявших внизу людей, то ли чиновник из магистратуры, то ли управляющий инсулы.
— Воин, — веско возразил Друз, стоявший внизу в ожидании пленных.
Друз задумался на мгновение, тихо ахнул и рванул в дверь, пропустив ребят, выносивших раненного.
— Ты куда понесся? — буркнул Тит, которого Друз едва не снес.
— Да допрашивать сейчас некого будет! — на бегу рыкнул Друз.
Дарию подвели коня, и он, по-прежнему не выпуская Рыбку из объятий, словно надеялся согреть и оживить своим дыханием, вскочил на него. Он не производил впечатление обезумевшего — мужчина внимательным взглядом проследил, как погрузили на повозку Рутилия, справился о его состоянии у капсария, заменявшего теперь на выездах Рениту и вполне справлявшегося со своим делом. Капсарий, конечно, не врач, но с него много и не требуется — не дать истечь кровью и доставить в лагерь как можно скорее, не причинив по дороге лишних страданий.
— Ренита, береги себя. Ты умница, все будет хорошо. Рыбка поможет. И Таранис у тебя золотой. Кстати, я с ним поговорила, он не возражает перебраться в мой дом. Все же ребенку не место в военном лагере, а в госпитале тем более.
— В твой дом? — Ренита сосредоточенно взглянула на подругу, уютно расположившуюся на своей койке с подвернутыми под себя ногами. — А ты?
— А я зашла попрощаться, — будничным голосом ответила Гайя, затягивая какой-то ремешок на снаряжении, с которым возилась. — Меня переводят в Испанию. Командиром форта где-то на побережье.
— И ты молчала? — у Рениты выпало из рук шитье.
— А я сама только сегодня утром приказ получила, — небрежно улыбнулась Гайя, но Рените показалось, что и в ее глазах, и в голосе и в этой осторожной неяркой улыбке сквозит боль.
— Когда уезжаешь?
— Утром.
— Гайя… — Ренита расплакалась, подбежав к подруге и обнимая ее за шею. — Береги себя. Мне очень страшно.
— Отчего? Там теплое море, которого мне так не хватает. И это повышение по службе. В Риме мне не смогут при всем желании предоставить должность, соответствующую моему званию, — Гайя вытерла Рените слезы тыльной стороной ладони и погладила по вздрагивающей спине. — Вспомни, ты сама мне пророчила стать легатом! А в провинции это возможно.
Ренита улыбнулась сквозь слезы — ее душило жуткое ощущение того, что они видятся в последний раз, и что сама Гайя это тоже прекрасно понимает. Служба в провинциях лишь немногим приносила богатств и последующий покой, хотя воинской славы добавила очень многим достойным легионерам и офицерам. А вот те, кому доставались богатства и удавалось с накопленным вернуться в Рим, не особо любили вспоминать подробности, хотя часто громко заявляли: «А вот когда я служил Риму в Сирии…». Не любили вспоминать и те, кто привез оттуда только шрамы и фалеры — но они действительно ничего не рассказывали.
— А как же Марс? — спохватилась Ренита.
— Мы не выбираем себе ни назначений, ни в какой компании ехать, — тихо и горько рассмеялась Гайя, и у Рениты опять заныло что-то внизу живота от предчувствия. — Наша жизнь принадлежит Риму. Согласна?
Ренита кивнула, вытирая слезы.
…Палящее солнце нагрело доспехи
Наместник, который вызывал ее, был благосклонен к единственной виденной им когда-либо женщине-офицеру, да еще такой красивой и умной. Он не делал попыток навязаться к ней в любовники — но уважением проникся сразу, как только взглянул сначала в представленные ею документы, а затем и в глаза, жесткие, уверенные, настоящие глаза бывалого воина.
Двое сопровождавших ее молодых солдат, тоже мучающихся от жары и обтекающих потом под тяжелыми доспехами, с тоской поглядывали на плещущееся внизу, под каменистой узкой дорогой, море.
Гайя прочитала их мысли:
— Не сейчас. Нам осталось-то всего ничего. Естественно, отпущу вас искупаться. И не одних, ребят еще возьмете. Сами же знаете, как тут неспокойно.
— Трибун Флавия, а ты не перестраховываешься? Я тут почти год, и ни одного ибера не видел. А ты два месяца, — набрался храбрости от жары и усталости один из легионеров.
— Не видел, говоришь? — усмехнулась она, легонько направляя коня поводьями. — Верю. Видел бы, не говорил бы такого. А может, и вообще уже не говорил бы.
Она снова задумалась, глядя впереди себя. Конские копыта мерно цокали по каменистой пыли, окружающие дорогу с одной стороны кусты с глянцевитыми темно-зелеными листьями пронзительно пахли под горячим солнцем. С другой стороны дороги все так же равнодушно раскинулось море, в котором Гайя заметила вдалеке парус рыбацкой лодки. Молодая женщина думала о том, что сказал ей в разговоре с глазу на глаз наместник, и не знала, радоваться ли ей намечающемуся приезду Марса. Она понимала, что Фонтей и император хотели как можно лучшего и ей, и Марсу — не соединить навсегда, так хоть дать встретиться ненадолго. Марс ехал с секретным заданием — потому и не было никаких письменных приказов и сообщений. Но в круговерти рутинных проверок благонадежности работающих здесь римских сборщиков налогов и всех тех, кто должен нести свет и культуру Рима непросвещенным народам, он обязательно найдет время, чтобы провести его с ней.
Гайя ощутила теплую сладкую волну внизу живота, представив сильные и нежные руки Марса на своем истосковавшемся по ласкам теле. Как ни старалась она днем изнурить себя не только дотошным выполнением задач командира форта, но и тренировками в полную силу вместе со всеми солдатами, а все же ночами будоражили ее неясные, но приятные сны, от которых она просыпалась под утро с бьющимся у горла сердцем и увлажнившимися бедрами.
Внезапно она откинула приятные мысли и содрогнулась — ей показалось, что за ними кто-то наблюдает, внимательно и пристально. «Мне уже враги за каждым кустом мерещатся», — усмехнулась она, но тут мимо уха просвистела стрела, и один из ее ребят глухо вскрикнул, падая с коня.