Невезучая, или невеста для Антихриста
Шрифт:
Дядька завыл. Вот совершенно, как волки в лесу на луну воют. И у меня мурашки по коже побежали, как тараканы по стенкам студенческого общежития. Черти боязливо обняли стенку. Стенка закрыла шухлядку и побелела. Сеня быстро всунул в уши наушники, втянул шею и накрыл голову капюшоном.
— Ксана, и ты вот эту в невестки хочешь? — тяжело вздохнул дядька. — Душа моя, пожалей мальчика, ты на ауру ее посмотри, ходячая катастрофа.
Я обиделась. Чем это ему моя аура не понравилась? Он бы на свою посмотрел.
— А экстрасексы твои, дармоеды,
— Ксан, так мне ж опять звонить Пресветлому придется и кланяться, — недовольно засопел чернокрылый.
— Ой, — ехидно прищурилась краля, тряхнула бубликом и сложила на выдающихся талантах белы рученьки, — прям уж, и кланяться? А чего это мы вчера с ним до полночи в райских кущах сидели?
Мужик подозрительно покосился на чертей. Те стали мотылять волосатыми граблями и громко сопеть хрюнделями, всем видом давая понять, что сдали дядьку не они.
— Так это… Бизнес-план составляли, — соврал не моргнув ни одним глазом крылатый, и даже перья у него на крыльях не шелохнулись.
Тетеньке, видать, экстрасексы по секрету всему свету, уже донесли, чем там дядька в кустах непонятно с кем занимался, потому что морда у ней стала похожа на агитационный плакат времен Великой Отечественной "А ты записался в добровольцы?"
Тетка приняла позу "Родина-мать", наставила на дядьку указательный палец, как пистолет, и зашипела:
— Значит, пульку расписать — это теперь бизнес-план называется? И во сколько же мне твой бизнес-план обошелся? — топнула ногой она. — Кого ты на этот раз проиграл, паразит?
— Почему сразу проиграл? — выпятил богатырскую грудь крылатый. — Я, вообще-то, выиграл.
Хитрая тетка, очевидно, только этого и ждала. Красиво качнула бедрами, вызвав у крылатого повышенное слюноотделение и нездоровый блеск в глазах.
— Вот и отлично, Люся. Деваньку забери, — с наглостью бульдозера опять наехала она на богатыря.
— Душа моя, у меня ходовая барахлит, а к Пресветлому автослесарь сегодня преставился, так я, это… долг предъявить хотел, — стал возмущаться дядька.
— На моем Пежо поездишь, — отмахнулась от крылатого тетенька, разглядывая меня алчно-жадным взглядом.
— Ксан, сжалься, у меня в твою "косметичку" крылья не влезают.
— Уйду, — снова стала шантажировать крылатого тетенька.
— Хорошо-хорошо, — грустно вздохнул дядька, расправив охренительно здоровенные крылья. — Вспомню молодость, полетаю пока. Хотя по мне, — богатырь повернул ко мне кислую физиономию и смерил недовольным взглядом, — не стоит она автослесаря. И что ты в ней нашла? Тютеха растютехой.
— Она петь умеет, Люцык, — приободрилась краля. — Правда же, умеешь, милая? — тетка пнула меня ножкой в сапоге от Версаче и прошипела:
— Пой.
Я, зачарованно глядя на красивого дядьку, затянула дурным голосом:
— Ой, чий то кинь стоить, що сива гривонька. Сподобалась мени, сподобалась мени, тая дивчинонька.*
Дядька
— Хохлушка, что ли?
— У вас что, пунктик насчет хохлушек?
А лица у этих двоих, между тем, прибрели выражение такое себе, любвеудавительное. Ну, это когда удав на кролика смотрит и всем своим видом говорит, что сильно-сильно его любит. Всего. И шерстку. И ушки. И пимпочку.
— Борщ варить умеешь? — напрягся дядька.
И дернул же меня черт ляпнуть. Не знаю, какой именно, потому что на данный момент вокруг меня их было много, и все они, прикинувшись шлангом, тихо теребили хвосты и целовали стенку в углу, видно, просили отдать то, что она перед этим откусила. Только правое ухо у каждого торчало, как спутниковая антенна, явно свидетельствуя, что черти безобразнейшим образом подслушивают.
— Вам какой: с галушками, постный или обыкновенный?
Дядька хищно так сглотнул, и теперь, лицо у него было… бесовское такое лицо, я вам скажу. Змей, когда Еве яблоко подсовывал, поди, тоже так смотрел.
— Любви хочешь? — напер на меня всей своей крылатой фактурой дядька.
И сильно-сильно перепуганная я, заикаясь, спросила:
— Б-большой и ч-чистой?
— Чистой не обещаю, но много и везде будет, — хрюкнул дядька, и они с теткой стали неприлично ржать. Потом стали ржать черти, следом за ними пристроился Сеня со своей косилкой, причем в косилке у него тоже что-то громко кряхтело и хрюкало. И даже стенка, плюясь штукатуркой, тоже ржала. Громко так. Не, ну, обидно, да?
— Вы намекаете, что я ночью на сеновал должна прийти? — осторожно предположила я.
Тетка и дядька перестали ржать, переглянулись с пониманием дела, и одновременно выдохнули:
— Сойдет.
И тут мне от ихнего "сойдет" чего-то как-то дурно стало. "Марфа Васильевна" боязливо сжалась, явно предчувствуя беду на ее северное и южное полушарие. Громко хлюпнув носом, я жалостливо протянула:
— Я домой хочу, отпустите меня, пожалуйста. Я больше не буду, — чего я больше не буду, я толком и не знала, но пообещать в этот момент готова была все, что угодно.
— А вот этого не надо, — погрозил мне пальцем крылатый богатырь. — Будешь. Еще как будешь.
Тон мне его не понравился. Морда тоже. Уж больно наглая она в этот момент была.
— Отпустите, а? А я вам за это ничего не поломаю, — попыталась найти компромисс.
Тетка с дядькой опять переглянулись, расплылись в довольных улыбках и опять дружно заявили:
— Однозначно сойдет.
Крылатый вытянул свой мобильник и стал набирать номер. Тетенька, молитвенно сцепив белы рученьки в замок, уставилась на него взглядом, полным обожания. Бублик и все ее выдающиеся таланты тоже приняли соответствующую позу, демонстрируя богатырю всю степень их готовности к труду и обороне. Богатырь предвкушающее облизался, послал крале воздушный поцелуй, а затем, скорчив суровую рожу, поднес трубку к уху.