Невидимки
Шрифт:
— Вот как? — Она одаривает меня взглядом поверх очков. — Черт побери.
— Но у него есть для нас другая кандидатура.
Хатчинс вскидывает брови, и я говорю ей:
— Имя я вам назвать не могу, но у меня есть еще одна потеряшка. У нее был маленький ребенок. Она родила его примерно лет семь тому назад и после этого как в воду канула. Эти события точно имеют отношение к Черной пустоши. Я думал, женщина, которую я разыскивал, приходится матерью этому мальчику, но выяснилось, что это не так.
— Какие-нибудь подробности сообщить можете? Возраст на момент исчезновения? Хоть
— Нет. Никаких подробностей я не знаю. У меня просто есть… — Я пожимаю плечами: как бы это описать? — Пустое место в этом семействе.
Она косится на Консидайна:
— И что наводит вас на мысль, что наш труп может заполнить ваше пустое место?
— Ну, они всегда утверждали, что мать ребенка — Роза Вуд, несколько лет назад пропавшая без вести. Но когда мы ее разыскали, выяснилось, что у нее никогда не было ребенка, и факты это подтверждают. Она не может быть его матерью. Выходит, они лгали. Понятное дело, что у ребенка должна быть мать, но она как сквозь землю провалилась. Когда отец ребенка узнал о том, что на Черной пустоши нашли труп, он… э-э… ну, в общем, после того, как я угостился ужином, который он для меня и приготовил, я угодил в больницу с тяжелым отравлением.
Я демонстрирую ей свою правую руку.
— Кисть у меня до сих пор почти полностью парализована. А сам он пустился в бега.
— Отравление спорыньей, — говорит Консидайн.
Мой рассказ явно производит на доктора Хатчинс впечатление.
— Спорыньей и беладонной. Мне слабо верится, что два ядовитых растения одновременно попали в еду ко мне — и больше ни к кому — по чистой случайности. Я убежден, что он что-то знает о трупе с Черной пустоши. Его поведение по меньшей мере подозрительно.
Доктор Хатчинс откидывается на спинку кресла.
— Мистер Лавелл, какая у вас насыщенная жизнь! Так-так. ДНК ребенка каким-то образом получить можно?
— Я не знаю. Он сейчас в больнице.
— Вот как? По какому поводу?
— Он страдает каким-то хроническим заболеванием, которое пока не могут установить. Оно, судя по всему, наследственное. Многие члены его семьи страдали тем же заболеванием, и некоторые из них умерли в юном возрасте — в основном мужского пола, насколько мне известно. Его отец в детстве тоже был болен, но поправился.
— Все чудесней и чудесней. Прямо как Романовы.
По всей вероятности, выражение моего лица выдает неведение.
— Это русские цари. Только у них в роду была гемофилия. От нее не вылечиваются.
Она строит гримаску. Я не могу понять, что это означает.
— Итак, вы считаете, что наш неопознанный труп может принадлежать матери этого ребенка и что она оказалась там при участии его отца?
— Во всяком случае, такой шанс есть.
Доктор Хатчинс барабанит ручкой по столу и кажется погруженной в какие-то размышления. Потом снимает очки и трет пальцами переносицу.
— Это любопытно.
Она достает какие-то бумаги, исписанные убористым почерком, и пару минут внимательно их изучает. Я уже начинаю думать, что больше она ничего говорить не собирается, когда она, не поднимая глаз, спрашивает:
— Что вы знаете о судебно-медицинской остеологии?
— Почти ничего. Так, прочитал пару
Она пренебрежительно отмахивается:
— Люди обычно считают, что тут все совершенно очевидно. Пол, возраст — все можно определить однозначно. Но это не так. Конечно, в некоторых случаях все просто — когда мы находим целый скелет или когда есть подкрепляющие обстоятельства. Но редко когда можно со стопроцентной уверенностью делать выводы по одной только твердой ткани. Даже когда в твоем распоряжении есть идеально сохранившаяся кость из тех, что имеют диморфические особенности по половому признаку, — скажем, лобковая. Казалось бы, если она квадратная, перед нами женщина, а если треугольная — мужчина. Но как быть, если ее форма — нечто среднее между первым и вторым?
С этими словами она устремляет на меня взгляд. Отчасти для того, чтобы увидеть мою реакцию, отчасти, подозреваю, потому, что ей нравится звук собственного голоса. Я не виню ее за то, что она заставляет нас ждать; по-моему, она заслужила это право.
— И чем скелет младше, тем все с ним сложнее. Но такой задачки, какую задал нам этот скелет, у меня давно не было. Конечно, у нас пока есть всего несколько костей. И почти все из них повреждены. Но есть и другие признаки, которые все осложняют. К примеру, размер: они очень маленькие. По некоторым признакам я бы даже сказала, что детские, но другие признаки и эпифиз предполагают более старший возраст на момент смерти.
Повисает пауза, видимо, для того, чтобы мы двое могли задаться вопросом, что бы это значило.
— Ну и какого она, по-вашему, была возраста?
— Юношеского, скажем так. От тринадцати до восемнадцати; более точную оценку на данном этапе я дать не могу.
— Ясно… но это девушка?
— Судя по размеру и форме костей, которые мы нашли, они с большей вероятностью принадлежат женщине, но что-либо утверждать с определенностью я смогу лишь после того, как мы найдем какую-нибудь из диморфических костей.
Она кивает Консидайну:
— Ты рассказал ему, что мы обнаружили вчера?
Тот качает головой.
— Вы что-то нашли? Что? — спрашиваю я.
— Обрывок золотой цепочки, — говорит Консидайн. — Не особенно дорогой. Она разорвана, но обнаружили ее рядом с фрагментами позвоночника, так что можно предполагать, что она была на нашем трупе в момент погребения.
— Значит, мотив ограбления маловероятен.
— Но там было кое-что еще. Кое-что намного более… странное…
Хатчинс перехватывает инициативу, очевидно не желая уступать ему главную роль. К моему удивлению, Консидайн, похоже, ничего не имеет против.
— Рядом с телом мы обнаружили множество фрагментов растения, как вы могли бы предположить, но в этом случае дело обстоит несколько иначе. Примерно в четырех футах под землей, на той же глубине, что и тело, оказалось несколько стеблей, связанных вместе ниткой. Это вам ничего не напоминает?
Чувствуя себя школяром, вызванным отвечать урок к доске, я высказываю предположение:
— Букет цветов?
Она улыбается, ожидая продолжения.
— Но… разве такое возможно? — изумляюсь я. — Растения не пролежали бы так долго в земле. Они должны были очень быстро сгнить.