Невидимки

Пенни Стеф

— Только не падайте! Эта скотина Иво написал Кристо письмо!

Вот что в нем написано:

МОЙ ДОРОГОЙ КРИСТО

ПРОСТИ ШТО ПРИШЛОСЬ ОТ ТИБЯ УЕХАТЬ ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ Я ЗНАЮ САНДРА И ТВОЙ ДВОЮРДНЫЙ БРАТ ДЖЕЙ ДЖЕЙ ПОЗАБОТЯТЦА О ТИБЕ ТЫ ЗАСЛУЖИВАЕШ ЛУТШЕГО ЧЕМ Я НЕ БЕЗПОКОЙСЯ Я ВСЮ ЖИЗНЬ БУДУ ТИБЯ ЛЮБИТЬ ВСЕМ СЕРЦЕМ МОЙ ДОРОГОЙ МАЛЬЧИК ОБНЕМАЮ ТИБЯ И ЦЕЛУЮ ТВОЙ ЛЮБЯЩИЙ РАДИТЕЛЬ ПРОСТИ МЕНЯ

Ну, что тут скажешь? Вот и все. Это прощальное письмо Иво для Кристо. Лулу сует его маме, и она принимается читать, а я подглядываю через ее плечо. Я узнаю почерк Иво: его манеру письма — рисовать печатные буквы.

— Оно

действительно от него?

Мы оба киваем. Конверт адресован Кристо в больнице. Отправили его из Юго-Восточного Лондона три дня тому назад.

— Мы что, должны это ему прочитать? Это… жестоко. Это…

Мама явно в ужасе. Лулу вздыхает:

— Но мы ведь именно это и подозревали? По крайней мере, теперь мы знаем точно. И у вас есть его благословение.

Эти слова она сопровождает ледяной улыбкой, поскольку, как мы все знаем, благословение Иво больше не играет никакой роли.

— Ну и скотина… Ох…

Маму трясет от злости. Мы все по-прежнему толчемся на пороге палаты Кристо, так что он, наверное, нас не слышит. Мы смотрим на него. Он отвечает нам спокойным внимательным взглядом. Мне вдруг кажется, что он уже знает, что там, в письме. Он видел Иво последним. Должен был видеть. Интересно, что Иво сказал ему на прощание? Может, он открыл ему всю правду и Кристо известно больше, чем нам всем?

Я подхожу к его кровати и беру за руку, переплетаю свои пальцы с его маленькими пальчиками.

— Все хорошо? — спрашиваю я его.

И он вдруг произносит в ответ, почти отчетливо:

— Все хорошо!

53

Рэй

Следующие пару дней я, как приклеенный, сижу за столом с приросшей к уху телефонной трубкой, проверяя официальные документы, наводя справки, умоляя оказать мне услугу. Мы предложили вознаграждение за информацию — без особой надежды на то, что это к чему-то приведет. Я разговариваю со всевозможными людьми из кочевого сообщества: с моими собственными родственниками, которых не видел уже много лет, с дальней родней Розы, даже с моим родным братом. Люди обещают подумать. Поспрашивать. Некоторые даже перезванивают. Брат грозится как-нибудь заехать, когда у него образуется просвет в торговле пылесосами. Однако же в сухом осадке у меня не остается ни одной подходящей кандидатуры на роль матери Кристо. Ни одна девушка из кочевого сообщества не исчезала таинственным образом. Никто не слышал о том, чтобы в тех краях пропала девушка подходящего возраста. Если отнестись к этому вопросу реалистично, матерью Кристо может быть кто угодно: девушка из местных горджио, которая не захотела или не смогла заботиться о ребенке. Слишком много возможных вариантов, слишком много вопросов: личность матери Кристо, труп цыганской девушки… по крайней мере, девушки, похороненной цыганами. А ведь есть еще одна загадочная женщина, вполне себе живая, мысли о которой я до недавних пор старательно от себя отгонял.

Когда я спрашиваю Хена, не упускаю ли я что-то очевидное, он качает головой:

— Что касается матери мальчика, я стал бы искать ближе к дому. Эта кузина, которая там живет… как ее зовут?

— Сандра Смит. Я думал о ней, но… нет, это очень вряд ли, — отвечаю я.

— Рэй, предположи на минутку, что труп с Черной пустоши не имеет ко всей этой истории никакого отношения. Сандра в самом деле кажется наиболее подходящей кандидатурой. Она подходит по возрасту, они определенно знакомы друг с другом, она вполне может быть

носительницей семейного заболевания. Ты ведь сам говорил, что она даже вроде бы испытывает к нему, не знаю, какие-то чувства. Я ничего не путаю? Картинка вполне складывается.

— Да. Да, но…

Я качаю головой, сам не зная, что — «но».

— У меня действительно сложилось такое впечатление, но Сандра в эту картинку как-то не вписывается.

— Но почему? — спрашивает Хен.

— Потому что это была не она.

— Но ты этого не знаешь.

— Я не про Кристо. Я про то, что это не она… — Я вздыхаю. — В ту ночь случилось еще кое-что, о чем я тебе не рассказывал. Я про тот вечер, когда меня отравили. Я ничего толком не соображал, и все это кажется таким бредом…

Я умолкаю. Потому что не знаю, как продолжать.

— И ты был напичкан какой-то дрянью.

— Да. Но несмотря на это, я совершенно уверен, что в ту ночь… я занимался сексом.

Хен вскидывает брови.

— Ты раньше этого не говорил.

— Я знаю. Ну, ты же понимаешь. Это звучит… по-идиотски.

— А почему ты так уверен, что это не еще одна галлюцинация?

— Я очень много об этом думал, поверь мне. Ощущения были совершенно не такие, как от других видений. Я знаю, я видел всякий бред, но где-то в глубине души всегда сознавал, что это происходит не на самом деле. А с этим… с этим было по-другому. Совсем не так, как с чудовищами, языками пламени и… и всем остальным.

Вид у Хена становится встревоженный.

— Я понимаю, что это похоже на бред. — Я пытаюсь выдавить из себя смешок. — Ну, то есть кто это мог быть?

— Не знаю, Рэй. Возможно, тебе стоило бы рассказать об этом врачам. Может, они смогли бы помочь тебе разобраться.

— Значит, ты считаешь, что ничего не было?

— Я не знаю. Ничего не могу утверждать. Ты помнишь, как она выглядела?

— Нет. Мне кажется… возможно, она закрыла мне лицо.

— Закрыла тебе лицо?

Хен смотрит на меня во все глаза. Такое впечатление, что он собирается рассмеяться, но потом берет себя в руки.

— Зачем?

Я пожимаю плечами.

— И несмотря на то, что у тебя было закрыто лицо и ты ни черта не мог видеть, ты все равно откуда-то знаешь, что это была не Сандра Смит?

— Да.

— Рэй, ты не можешь этого утверждать.

— Она не подавала никаких признаков. Я говорил с ней после этого, и… в общем, я просто это знаю.

— Это не выдерживает никакой критики. Тебе и самому это ясно. А после того, что рассказала Роза, ну… в общем, не мог это быть Иво?

Я и об этом думал. Честное слово. Я по косточкам разобрал мои воспоминания о той ночи, все ее мельчайшие подробности, все ощущения.

— Я задавался этим вопросом. Нет. Думаю, я бы заметил.

Хен изучает меня, я пытаюсь не отводить взгляд. В конце концов он раздраженно всплескивает руками.

— В любом случае — я хочу сказать, не важно, было ли это наяву или нет, — это не имеет никакого отношения к интересующим нас вещам. Это не улика.

Мы молча смотрим друг на друга; я не выдерживаю и поворачиваюсь к окну. В кабинете повисает густая, липкая атмосфера. Зря я об этом рассказал.

Дома, после работы, я сижу и смотрю на самолеты, взмывающие к золотящимся небесам, слушаю несущиеся мимо с грохотом поезда — как это другие люди постоянно откуда-то куда-то перемещаются? — и твержу себе: это наверняка была галлюцинация. Не надо было никому и никогда об этом рассказывать. С чего я вбил себе в голову, будто это важно?