Невидимый мистер Грин

Слейдек Дж

По грязной кухне ползали сонные мухи. Фин полез под стол и вытащил картонную коробку с битой посудой.

Края чистые, значит, разбита недавно. Посмотрим... Он присел на грязный линолеум и приступил к кропотливой работе археолога. Вот осколок с фрагментом герба и буквами СТЬ ПРАВЯТ О, которые, казалось, соответствовали следующим НИ ДОЛ.

«Пусть правят они долго»? Коронационная чашка, будь я проклят. А вот еще.

После часа работы над головоломкой он собрал коллекцию из тридцати с лишним коронационных чашек и кружек — ту, что стояла у майора

в горке.

Кто-то намеренно разбил ее, это точно. Он встал, пробился сквозь рой мух и вылез через заднее окно. И это не дети. Они бы просто разбили стекло. Кто-то поштучно вынимал предмет за предметом и разбивал. Теперь, если повезет, я отыщу кота.

Могилка находилась именно там, где он надеялся ее найти, — у забора на заднем дворе. Помечал ее кусок рубашечного картона с продетым красным кожаным ошейником. БИСКВИТ — прочел он на медной бирке.

Фин с осторожностью сгребал рыхлую землю, пока не добрался до шерсти сиамского кота бисквитного окраса. С помощью лопаты он слегка приподнял труп, чтобы осмотреть его.

Именно тогда он обнаружил, что голова была отделена от тела.

Было пять тридцать вечера, и «Лаборатории Линнеаса» готовились к закрытию, когда в двери влетел бешеный американец с пластиковым пакетом в руках.

— Есть срочная работа, — объявил он. — Я заплачу, сколько скажете, лишь бы к завтрашнему дню у меня был отчет. Хорошо?

— Хорошо, я посмотрю... Что у вас? — Человек за стойкой подозрительно уставился на пакет.

— Аутопсия кота. Меня интересуют токсикологические тесты, все как обычно.

— Кота, вы говорите? Хорошо, я...

— У нас есть основания полагать, что животное было убито с особой жестокостью. Расчленено живым. Если вы не найдете яд, мы начнем судебное разбирательство...

— Мы?

— Я представляю «Лигу защиты наших друзей-млекопитающих», — сказал американец с блеском в глазах. — И потребуем от вас сотрудничества.

— Потребуете? Но наверняка, сэр...

— В противном случае... — Безумный блеск сфокусировался на человеке за стойкой. — в противном случае у нас может возникнуть уверенность, что вы проводите в своей лаборатории эксперименты на животных. Вивисекцию.

Человек за стойкой выдал ему расписку в получении пакета. А еще говорят, что британцы без ума от домашних животных, подумал он.

Жаль, идея Старому Ходжу пришла, когда незнакомец уже ушел. Ясное дело, если швейная машинка не утонула, значит, под ней что-то есть. Разумеется, он проверит.

Необычное, говоришь?! Ха! Ну, тогда припасай кошелек.

В пять тридцать вечера он пошел в «Барочник» и попытался дозвониться по номеру, указанному на карточке. Ответа не последовало.

— Кому ты звонишь, Старый Ходж? — спросил хозяин паба. — Новой подружке?

Старый Ходж бросил трубку.

— Просто налей мне пинту некрепкого, приятель. И держи себя...

Глава шестая

На следующее

утро Фину удалось поймать Джервейса Хайда, отиравшегося в ИПИ. Институт Прогрессивного Искусства занимал большой, удобный викторианский особняк рядом с музеем мадам Тюссо. Внешне здание напоминало очередную больницу или казенное учреждение, только двери его были открыты и никем не охранялись. Вместо швейцара посетителя встречало объявление о действующих экспозициях:

Структурированная среда обитания

Концептуальное единство

Антитехнократизм в болгарском дизайне

Альтернативизм Альбиона

Фин зашел внутрь. Эффект государственного учреждения стал еще сильнее: секретарши гремели в коридорах, таская горы трафаретной печати, телефонные звонки и стук пишущих машинок доносились из дальних кабинетов, небольшая группа растерянных посетителей скопилась в центре вестибюля, изучая рекламу различных выставок. Фин проследовал по стрелке в направлении к «Структурированной среде обитания» и вошел в узкий тоннель, обмотанный серебряным поливинилхлоридом.

Он очутился в буфете, забитом под завязку. Люди потягивали кофе, не замечая, что сидели в окружении гигантских фотографий покойных кинозвезд. Новая стрелка увлекла его за собой в другой коридор, который вскоре превратился в разветвленный лабиринт. Вдоль одного из проходов стены были одеты в трафаретные футболки, длинную и инвариантную коллекцию из Скандинавии. Он повернул за угол и оказался в галерее болгарского дизайна, представленного, в основном, моделями сумок. Только сейчас он понял, что попал вовсе не в Структурированную Среду Обитания, которую искал, а в Концептуальное Единство, и прямо перед ним возникла дверь, декорированная мимеографическим^{35} воззванием и кучкой перьев. Он прочитал:

Моя деятельность как художника, занимающегося движением посредством взаимодействия статической структуры и динамики, была связана с неизбежным развитием через разнообразные мулыпиаспектные структуры/модели и исследованием в рамках изменяющейся биоэнергетической формы выражения. В настоящее время моя задача — объединить в творческом, неэксплуататорском драматическом контексте партнерские усилия людей, работающих в различных областях совместного творчества. Мы индивидуумы, но говорим в один голос, в радикально новом и расширяющемся КОНЦЕПТУАЛЬНОМ ЕДИНСТВЕ.

Джервейс Хайд.

Когда Фин открыл дверь, послышался звук фагота. Он заглянул внутрь.

Комната, такая же просторная и глубокая, как телевизионная студия, была почти полностью погружена в темноту. Сперва Фин различал только освещенного фаготиста, сидящего в больничной коляске посреди возвышающейся сцены. Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел другие фигуры.

Человек с гигантской бесформенной головой, держа косу, смутно вырисовывался в углу сцены. Двое стояли рядом на подмостках. Еще один извивался в черном мешке у ног играющего фаготиста.