Невидимый муж
Шрифт:
Разжимает пальцы, отпускает мою руку. Встаёт. Подносит к лицу и рассматривает серый металл украшения, которое село на его запястье, будто влитое.
Потрясённые возгласы в толпе.
Медленно поднимаюсь на ноги тоже. Сердце бьётся о грудную клетку, словно хочет выломать её изнутри. Мой голос дрожит, когда говорю то, что должна.
– Я… надела на тебя брачный браслет. Теперь по законам нашего племени ты… являешься моим мужем. Отныне и до конца наших дней.
Достаю из кармана второй.
И
Как будто теперь я в безопасности.
Так хорошо…
Но, судя по всему, это лишь мои чувства.
Чужак… в ярости. Смотрит на меня, как дикий барс, которого швырнули в клетку.
– Ты. Сделала. Что?..
Гаснут костры.
Все разом, в мгновение ока.
Сизый дым тянется в пустые небеса, где светит блеклая, равнодушная луна.
Словно в тумане смотрю на то, как покрывается мелкой сетью трещин глиняная чаша в его руке. Как осыпается осколками к нашим ногам.
Его облик будто плывёт и смазывается на мгновение… а потом мужчина передо мной пропадает, становится невидимым. Вместе с браслетом на руке.
Шок среди моих соплеменников прорывается возгласами, вскриками, кто-то из старейшин восторженно восклицает что-то про таарнских магов, и что не думал, что доживёт увидеть когда-нибудь такое воочию.
Я растерянно смотрю в пустоту… тяну к ней пальцы…
Пустота резко сменяется наполненностью, и чужак появляется снова во плоти.
Синий взгляд потемнел от гнева.
Протягивает руку с сжатыми в кулак пальцами, запястьем ко мне.
– Сними это. Немедленно!
Властный голос хлещет меня, будто кнутом.
Ни следа того тепла и той улыбки, что были в нём раньше.
Как же это больно. Лучше бы ударил.
Мои руки сами собой тянутся выполнить приказание. Под моими слабыми пальцами, стоит коснуться металла, браслет на его руке начинает приоткрываться…
Слеза срывается с моих ресниц и катится по щеке.
Убираю руки за спину.
– Нет.
Браслет защёлкивается обратно сам. И на тусклом сером металле начинают вспыхивать синими огнями линии. Сливаются в руны. Треугольники, круги, косые ломаные черты…
Надпись.
Через весь обод браслета, извилистой линией.
– Что здесь написано? – жёстко спрашивает чужак.
Я никогда в жизни не видела таких знаков.
Но откуда-то знаю язык.
Запинаясь, едва слышно читаю:
– «То, что соединили боги, смертные да не разделят».
– Что это
– Я… понятия не имею.
Молчит. Только дышит тяжело и впивается синим взглядом в моё опущенное лицо.
– Спрашиваю в последний раз. Снимешь эту дрянь?
– Не буду, - упрямо шепчу я, опуская голову ещё ниже и сжимаясь в комок.
Снова молчит, но вокруг уже будто воздух раскалился от холодного пламени его гнева.
– Что ж. Значит, найду какого-нибудь хорошего кузнеца и сниму сам.
Ещё одна слеза срывается с моих ресниц и повторяет солёный маршрут.
Он смотрит на меня ещё минуту молча, не отрывая глаз. Произносит тихо, с горечью в голосе:
– А я-то хотел… но теперь не важно.
Поднимает руку к моему лицу. Проводит костяшками пальцев по скуле, с какой-то непонятной нежностью… но глядя с таким презрением, что у меня кровь стынет в жилах.
– Оказывается, этими глазами загнанного оленёнка на меня смотрела расчётливая хищница.
Убирает руку.
– Что ж… Фиолин. Вот теперь и правда, прощай!
Разворачивается резко и уходит. По дороге постоянно «моргая» - то обращаясь невидимым, то проявляясь снова… как будто его магия не выдерживает напора эмоций и выходит из-под контроля.
И сейчас вокруг меня действительно – абсолютная пустота.
***
Закрываю ладонями лицо.
Тишина взрывается гомоном голосов. Удивлённые, шокированные, раздражённые, злые…
Рвётся ко мне Ципион, как пёс с цепи.
Я слышу – будто через стену глухо, потому что даже слух меня, кажется, предаёт – как рычит на него отец.
– Куда, идиот?!
– Убер-р-ри руки… она моя!
– Совсем помешался уже на этой девке?!
– Моя! Теперь можно!
– Не видишь, тупица, у неё браслет?
– И что? Ты видишь где-нибудь второй?..
– Законы…
– Пошли к дьяволу твои законы! Я её хочу.
Идёт ко мне. Я знаю, я чувствую волну бешенства и тёмного вожделения, которая уже скоро накроет меня с головой и потопит.
Ну, вот и всё…
…Звериное рычание, от которого кровь стынет в жилах.
Испуганные вопли и визги.
Снова наступает тишина.
Моей ноги касается что-то большое и пушистое.
Убираю дрожащие пальцы от заплаканного лица.
У моих ног разлёгся огромный зверь. Зевает во всю свою клыкастую пасть. С таким равнодушным видом, будто не касается его вся суматоха вокруг, и то, как побелели лица людей, и то, как схватились за секиры Охотники.
А потом я растерянно смотрю, как из мрака снова выходит человек в чёрном, будто сотканный из ночи. Лишь белеет суровое лицо, глаза на котором – два тёмных провала – смотрят на меня жёстко и безжалостно.