Невидимый муж

Снегова Анна

– Фиолин.

Я перевела взгляд на мужа. И поняла, что задача не покрываться краской с головы до ног провалена.

На его шее нервно дёрнулся кадык.

– Если ты сейчас же это не наденешь, я заставлю тебя мерять бельё. И сам буду лично выбирать, что мне понравится, а что нет.

Испуганно пискнув, я выхватила их рук хозяина лавки чулки и спряталась обратно за шторкой.

***

Я всё ещё была красная, как варёный рак, когда, не говоря ни слова, только сжимая мои пальцы, Бьёрн медленно вёл меня вдоль торговых

рядов. Хозяева тут и там уже закрывали ставни и убирали товары с прилавков. Ужасно вкусно пахло – свежей выпечкой и жареным на углях мясом. Я мужественно терпела и не признавалась, что ужасно проголодалась и мне тоже хочется. Я ещё не совсем отошла от той суммы, которую Бьёрн растранжирил на мои наряды.

Он ещё и сапожки заставил купить на меху. Ужасно непрактичного белого цвета – я бы сама такие ни за что не выбрала. Моя обувь всегда была максимально неубиваемой и такого цвета, чтоб и в огороде в грязь, и в курятник, и на реку… Сапожки, по счастью, были достаточно высокими, чтоб прикрывать ноги, сверкающие из-под слишком короткого подола.

Я ужасно удивилась – думала, честно говоря, что лавочник всё наврал, лишь бы набить цену, но ткань из Гримгоста, хоть и тонкая, и правда грела. Меня всю окутывало тепло, похожее на то, какое было от зелья. Кажется, тут не обошлось без магии.

Расстраивало то, что Бьёрн заставил меня выкинуть старую одежду.

Это было как сбросить старую шкуру… и переродиться во что-то новое. Та, что шла сейчас рядом с ним рука об руку, была как будто ещё не совсем мной. Эту девушку я не очень хорошо знала и побаивалась ей быть. На меня оглядывались все прохожие. Это нервировало не на шутку. Я слишком привыкла прятаться от чужих взглядов – так всегда было безопаснее.

Но судя по всему, Бьёрн твёрдо вознамерился вытащить меня за шкирку из привычной берлоги, в которой я пряталась, и выставить на всеобщее обозрение.

Помимо сиреневого, он купил ещё одно платье – тоже слишком яркое, изумрудно-зелёное. По счастью, длинное, из плотной ткани. Обычной, не из Гримгоста. И подозреваю, что скупил бы полмагазина – судя по азарту в глазах. Кажется, его останавливало лишь то, что мы всё-таки были в путешествии и нельзя было слишком нагружать Клыка.

Мои ноги под платьем нежно трогали и грели новые чулки. Ткань была такая нежная и шелковистая на ощупь, что я ни на чём другом не могла сконцентрироваться.

Бьёрн, судя по лицу, тоже.

Так же молча он купил мне у ближайшего лотошника здоровенный, ещё тёплый пирожок и сунул в руку.

– Спасибо!.. – прошептала я и отвела глаза. Светлые пряди моих волос падали из-под отороченного мехом капюшона и рассыпались по груди волнами. На изысканной вышивке нового плаща, скреплённого серебряной фибулой в виде листка, смотрелись до удивления красиво.

Наверное, такая одежда любую сделает симпатичной.

Я робко подняла взгляд на мужа. Он почему-то избегал очень уж на меня смотреть с тех пор, как мы вышли из лавки ужасно довольного мэтра. Только думал о чём-то сосредоточенного. Я сильно подозревала, что о моих чулках.

– Теперь идём вон туда! – он потащил меня к самому

последнему, стоящему чуть-чуть особняком, прилавку.

Когда я увидела выложенные на нём ряды поблескивающих под стеклом украшений… затормозила обеими ногами.

– Не-не-не-нет! – пробормотала в панике, сжимая упоительно пахнущий вареньем пирожок. – Я туда даже не подойду, ты меня не заставишь!

Я так не могу! Я не привыкла.

На меня никто никогда не тратил денег.

Мы с бабушкой шили мне одежду сами, перешивали из её старых платьев. Она была красавица в юности, говорил дед, и очень любила наряжаться, на чердаке нашего старого домика в пыльных сундуках было много тряпок. Если отрезать то, что побила моль, можно было скроить и…

– Спорим, заставлю? – угрожающим тоном поинтересовался муж. И впился в меня таким взглядом, что мне стало страшно на минуту. Потому что он выглядел так, будто в случае неповиновения готов взвалить меня на плечо и потащить, куда велено. У меня по спине побежали мурашки. Я предприняла ещё одну попытку избежать неизбежного.

– Ну зачем? Не надо… это уже слишком…

– Как это зачем?
– приподнял бровь он. – Потому что я так хочу. Мне нравится видеть, как у тебя загораются глаза. И вообще, привыкай! Ты не можешь ходить в обносках. Хочешь опозорить имя своего мужа?

Я вздохнула.

Запрещённый приём.

Конечно, раз надо для нашего спектакля, то надо.

…И всё-таки на прилавок я старалась не смотреть. Потому что возле каждого украшения на бумажных ярлычках были тщательно выведены красной тушью цифры. А счёту и письму меня дед обучил. Голова начала кружиться, как только я увидела цену на самом крохотном колечке. Поэтому я отвела глаза и замолчала, будто в рот воды набрала. А что? Подойти, подошла. А выбирать меня под страхом смертной казни не заставят.

Почему-то было ужасно стыдно тратить на себя деньги. Меня охватывал самый настоящий ступор. Чтобы как-то спрятать невыносимое смущение, я принялась оглядываться по сторонам – лавка ювелира была последней в ряду, и по правую руку от нас открывался полутёмный переулок, узкий, как ущелье, укрытый сгущающимися сумерками. Трех… нет, четырёхэтажные каменные дома! Высокие, как горы. Я такого никогда в жизни не видела.

Я пялилась на них, нервно переминаясь с ноги на ногу. Пирожок есть не решалась – было страшно, что закапаю вареньем новую одежду. Вот доберёмся до ночлега, сниму всё это… скорей бы уже!

Бьёрн как на зло никуда не спешил и рассматривал прилавок, а заодно неторопливо беседовал с продавцом. Оказалось, что сухонький седой старичок в очках живёт в Каупанге с самого рождения и неплохо знает историю города. Стремясь угодить богатому покупателю, он болтал как заведённый и с радостью отвечал на вопросы моего мужа. Я почти не слушала, сонная от усталости и впечатлений, лишь ловила краем уха доносящиеся обрывки разговора.

– …Как идет торговля, почтенный?

– Да не так чтобы бойко, господин! Вот стою допоздна, чтоб случайно клиента не пропустить. Уж пожалейте мою подагру, купите барышне своей что-нибудь…