Невидимый враг
Шрифт:
Ещё одна добыча за сегодняшнюю ночь, кажется, попалась.
— Эт-то что?!
— Наш ужин. Раз у тебя в кладовке кроме травы больше нету ничего. Я проверил, но увы. Обдерёшь? Я огонь пока разведу.
Пытаюсь вырваться, но удаётся разве что обернуться к хищнику лицом. Отпускать меня дальше по-прежнему никто не собирается.
— Чтобы я? Тронула этих бедных несчастных зайчиков?! Да я в обморок хлопнусь раньше! У-у-у-у… бессердечный… да как у тебя… вас только лапа поднялась на эти милые создания!..
В
— То есть? Ты тут как выживаешь вообще, если не умеешь дичь ободрать и приготовить?
— Отлично выживаю! Вернее, живу! Вот прям я бы сказала, до твоего… вашего появления — так просто замечательно! У меня огород, между прочим!
В пылу не сразу понимаю один немаловажный нюанс нашего с ним общения. Но потом до меня доходит.
Вспыхиваю, вырываться прекращаю. Отвожу глаза.
— И ты… вы бы простыню обратно бы надели. Я вон, квадратиком сложила, хотела уже… в стирку положить, а то всё зверьём провоняло. Не успела. А я обрадовалась уже, что снова настанет у меня тишина и покой.
Зверюга злится, сверкает на меня серебром сердито, разжимает лапы.
Отбредаю на ватных ноженьках подальше. Пожалуй, к спасительной стеночке бы сейчас снова прислониться. Но как-то боязно, у меня теперь с ней не самые успокаивающие ассоциации связаны.
— Дай мне пару дней, — цедит сквозь зубы. — Отдохну, и уйду. И наступят у тебя снова — тишина и покой твои. Как на кладбище. Хотя как по мне, на кладбище интересней.
Шуршит снова моя многострадальная простынка. Слегка приоткрываю один глаз, с облегчением убеждаюсь, что она примотана обратно на узкие поджарые бёдра… закрываю глаз обратно. Потому что больше-то ничего она толком не прикрыла! А там и того, что видно, хватит, чтоб в обморок хлопнуться. А от разгоряченного погоней и охотой зверя пахнет так, что я чувствую его запах даже здесь. Тонко, мягко, на кошачьих лапах подкрадывается этот мускусный терпкий аромат, и невозможно его не вдохнуть.
Но внутри мягких кошачьих лап всегда прячутся острые крючья когтей. Хорошо бы мне об этом помнить.
Трусливо ретируюсь с кухни под предлогом, что не выношу вида крови. Ну, почти и лукавить не пришлось, в принципе.
Очень скоро в мою комнату, двери которой я захлопнула и впервые пожалела, что на них нет хотя бы засова, проникли ещё и настырные ароматы жарящегося мяса. Кажется, с очагом на моей кухне… а судя по всему и с тонкими веточками приправ, подвешенными к потолку, чужак разобрался быстро.
Поделиться никто не предложил. Ну и отлично. Я все равно бы отправила куда подальше с таким предложением.
Но вот что не предложил совсем — обидно.
Хожу туда-сюда по собственной спальне, босиком, неодетая — потому что боюсь раздеваться даже на секунду, даже чтоб влезть
Уютное потрескивание пламени. Шипящий жир на углях. Посвистывание… Какого беса он на моей кухне готовит, меня оттуда предварительно выжав, и ещё и свистит, как у себя дома?!
Зачем-то нервно приглаживаю волосы. Переплетаю косу. Умываюсь, поплескав на ладони из кувшина на подоконнике. Вода ледяная, от этого мёрзну ещё сильнее. Снова плотнее запахиваю шаль.
И застываю в испуге, когда дверь медленно отворяется.
— Молодец, что отказалась. Мне досталось больше. Не скажу, что наелся… но за косулями бегать как-то было лень. Не до конца ещё восстановился. Надо выспаться, пожалуй!
И не удостоив меня даже взглядом, котяра наглая гибким движением укладывается на мою постель.
Мою! Постель!
Разлёгся ровно посередине, потянулся сладко так, до хруста костей, и закрыл глаза, подложив руки под голову.
От наглости такой сначала я решилась дара речи. Потом поняла, что взрываюсь.
— То есть… предлагаешь мне уйти, да?! Из собственной спальни?!
— А это как тебе заблагорассудится. — Котяра приоткрывает один глаз, в хитром прищуре мелькают серебряные искры. — У меня-то есть предложение получше. Но ты почему-то отказываешься.
— Ну… это уже… ни в какие ворота!! Вот и отлично! Вот и спи! А завтра… чтоб…. духу твоего здесь не было! Я уж на кухне как-нибудь. На половичке, у печки… да где угодно, лишь бы не видеть твою нахальную физиономию!!
От злости не сразу замечаю, что перешла на недопустимо фамильярное «ты». Но мне всё равно уже. Пусть попробует только завтра не убраться отсюда! Даже моё безграничное терпение и не менее безграничное сострадание такого не вынесут.
Веником отсюда вымету.
О том, что будет, если кот не захочет выметаться, решаю пока не думать.
Разворачиваюсь на замерзших пятках и решительно топаю к двери.
Ох, а надо было медленно и осторожно, не делая резких движений. Какая же я дура, что забыла!
Догоняет в два прыжка, хватает, прижимает к себе. И тащит — понятно, куда. Брыкаюсь, как будто от этого зависит моя жизнь. С нулевым, конечно же успехом. Вон у зайцев несчастных так же примерно получилось, когда горло им перекусил одним укусом.
— Да стой ты… бешеная, — ворчит на ухо темнота. Как назло луна ушла за облака, и в комнате стало темно, хоть глаз выколи. — Идём досыпать, рассвет скоро. Донимать не буду, просто согрею. Вся как ледышка.