Невидимый враг
Шрифт:
Затихаю обречённо. Лапы тут же перехватывают поудобнее.
— Точно не будешь? — спрашиваю недоверчиво. И правильно не доверяю, потому что мурчание кошачье хитрющее слишком. И довольное подозрительно — ещё больше, чем когда зайчиков бедных слопал. И лапам этим не доверяю тоже. Потому что, когда держат так, и прижимают вот эдак, тоже доверия не прибавляется совершенно.
— Если не станешь трепыхаться и сбегать, — задумывается ненадолго темнота. — Но ты уже поняла, чем это заканчивается?
Кажется, вариантов у меня никаких.
Меня
Как только могу двигаться, отворачиваюсь, отползаю подальше, сворачиваюсь в комок, радуясь, что шаль хотя бы осталась… её тут же с меня сдёргивают и отшвыривают куда-то.
— Эй! Я же замёрзла! — возмущаюсь было. Но возглас возмущения застревает где-то внутри, потому что сзади ко мне всем телом прижимается большое, горячее, дышащее… пахнущее тем самым запахом, от которого мутнеет в голове и путаются мысли.
— Я согрею, не бойся.
И наступает тишина.
Сверху на нас обоих натягивает одеяло — укрывает, заставляет сердце сорваться в бешеный ритм от того невероятного, неправильного, слишком уютного… слишком опасного, что происходит. Меня придавливает небрежно тяжелая рука… я ощущаю спиной мерное движение его грудной клетки.
Подношу стиснутые кулаком пальцы к губам, чувствую даже в темноте, как жутко и неудержимо краснею. Кончики ушей и щёки горят. Согрелась я замечательно и на раз, мда… Не выдерживаю этой рвущей меня на части тишины.
— Хм. Слушай! Мне как-то знаешь, было спокойней, когда меня котик грел. А ты можешь обратно в него?.. И вообще, может расскажешь, как у тебя это получается? Ты родился таким? Или это эликсир какой-то? Рецептом поделишься?
Темнота позади меня рассмеялась, горячее дыхание пошевелило волосы, выбившиеся из косы от той ретивой не в меру прыти, с какой меня плюхали и валяли по кровати.
— Слишком много вопросов задаешь. Спи уже.
Но мне жизненно необходимо хоть как-то заполнить чересчур смущающую паузу. Приходит в голову, что в таком положении, как сейчас, неплохо бы, по крайней мере, уже и познакомиться!
— Зовут тебя хоть как? Меня вот — Ива…
— И-ва-а-а… — повторяет за мной задумчиво, будто катает буквы моего имени на языке.
О, а вот и мурашечки! Воскресли, родимые!
Дружной толпой потопали по моей несчастной шее. Там, где в меня выдыхают моё собственное, так странно звучащее сейчас имя.
— Красиво, — выносит вердикт темнота. У меня дёргает что-то в животе. Подбираю коленки и на всякий случай, скрещиваю руки на груди. Во избежание. А то кто их знает, хищников, когда там у них снова голод просыпается.
— Ну так что? Тебя как?
— Тебе ни к чему знать моё имя, — отвечает твёрдо чужак, пресекая дальнейшие расспросы.
Стараюсь не обижаться.
Но обидно до чёртиков.
— Значит, будешь у меня Барсиком.
Темнота смеётся.
— Договорились.
— И если будешь плохо себя вести, пойдёшь за
— А если хорошо? За ухом почешешь? Или…. м-м-м-м… пузико….
Правильно я самые уязвимые места закрывала. Правда, удалось не все.
Горячая ладонь ложится мне на живот, поглаживает.
Я бросаюсь вперёд так, что наверное, шлёпнулась бы с кровати, но меня тянут назад, в смеющуюся, мурлычащую, тёплую и уютную тьму.
Тьма прижимает к себе, обнимает обеими руками. Ногой ещё придавливает сверху для надёжности. И за ухо прикусывает самым бесцеремонным образом.
Сбежать не получится — осознаю это сквозь пелену накрывающей паники. Ну, или от чего там у меня сейчас сердце из груди выпрыгнет и пульс остановится. С каждой попыткой вырваться — объятие сильнее, зубы сжимаются, почти до боли. Урчание переходит в тихий утробный рык, от которого у меня всё тело сводит. Слышала я брачные рыки снежных барсов в горах. Такие, которые, когда гон у них. У кошек они нежными считаются, наверное — а вот со стороны послушать, угрожающие раскаты первого грома о скалы.
Боже. Как он там говорил? Инстинкт хищника. Значит, расслабиться и не трепыхаться…
Легко сказать.
Закрываю глаза. Пытаюсь дышать. Вот так, Ив, давай, дыши, дыши! Это надо, это чтоб не задохнуться, это чтоб сердце обратно запустить, а то оно, глупое, кажется забыло даже, где ему положено находиться, и бьётся жаркими толчками как будто во всём теле сразу.
Расслабиться ожидаемо не выходит, но я теперь неподвижна, как мышь в обмороке.
Вот такой покорностью Зверь, кажется, удовольствуется. Отпускает моё бедное ушко… чтобы зализать место укуса, урча.
И в таком вот положении мы и остаёмся.
И он засыпает, с каждым глубоким вдохом придавливая меня всё сильней своей тяжеленной ручищей, и коленом ещё в довершение.
В смысле, засыпает?!
Что, вот прям так, на мне?!
А мне теперь что, спрашивается, делать?
«Что-что… спать тоже!», — подсказал упрямый внутренний голос.
Глава 3
Ой, как же сладко я выспалась!
Давно так не высыпалась. И не залёживалась тоже, судя по ярким солнечным лучам, которые вовсю скачут зайцами по комнате и от которых тут же зажмуриваюсь обратно.
Потяа-а-агиваюсь, вкусно так, от души…
Чтобы затем вздрогнуть, когда мой откинутый назад локоть приземляется во что-то твёрдое, и совершенно в моей мягкой постельке неуместное.
— Ух-х-х… м-м-мать… — сдавленно стонет это самое, которое неуместное.
А я вспоминаю.
Подхватываюсь, как укушенная, и вместе с одеялом, которое тут же судорожно накутываю на себя поплотнее, оборачиваюсь посмотреть.
Сердечко пропускает удар, а потом срочно начинает навёрстывать. Причём навёрстывает, судя по всему, за несколько лет сразу, на протяжении которых ему не попадалось ничего столь же странного, как зрелище, которое предстаёт сейчас передо мной.