Невидимый враг
Шрифт:
Глава 4
Я ещё только прикидываю, какие аргументы подобрать, чтоб настырный котяра не полез в мою святая святых — а он уже спрыгивает мягко прямиком в полумрак подпола. Игнорируя приставную лестницу, конечно же.
Обречённо вздыхаю и кидаюсь вдогонку пересчитывать ступеньки.
— Если ты только расколотишь там что-нибудь!! — пыхчу.
А сама уже прислушиваюсь, готовая услышать жалобный звон какой-нибудь дорогой моему сердцу колбочки или реторты…
Но из подпола
— Эй! Как ты умудрилась заставить их светиться?
Это он про мои букеты ромашек на стенах, которые источают ровный желтоватый свет огромными, почти с ладонь сердцевинками.
Скатываюсь с последней ступеньки чуть не кубарем и кидаюсь грудью на защиту своего последнего удавшегося детища. Но он вроде не собирается срывать их со стен или мять, и я невольно пускаюсь в объяснения.
— Ну… эссенция из левых надкрылий таарнского бронзового светляка. Правые почему-то не годятся…
— Чем закрепляла эффект?
Чужак трётся об меня плечом, потому что наклоняется ближе и рассматривает светильники. Моего собственного, между прочим, изобретения! Смущаюсь, отодвигаюсь немного.
— Слизь рогатой жабы. Только надо собирать не любую — стабилизирующий эффект имеет только та, что образуется раз в месяц…
— … В полнолуние, да. Но она же должна блокировать любые посторонние магические эманации?
— Ха! Это если сразу намазывать. А если добавить немного сока звездчатки в пропорции два к одному, то он разбавляет консистенцию и лишает изолирующих свойств без утраты основного действующего вещества!
Кот потирает задумчиво подбородок.
— Ясно. И долго держит свет?
— Одного цветка мне хватает примерно на неделю, потом менять надо. Эти, видишь, уже почти не светятся, а до полнолуния еще жить и жить, так что скоро придётся опять дымить свечами…
— Кору дуба толчёную, в фракции размером с пыльцу берёзы, не пробовала добавлять? Чтоб закрепить звездчатку? Она у тебя испаряется быстро, от этого слизь снова приобретает изолирующее свойство, и твоя жучиная эссенция просто перестаёт пробиваться. Дубильные вещества в коре должны помочь остановить процесс.
Я закрываю рот, открытый от удивления, и хлопаю себя по лбу.
— Чёрт возьми, это же гениально! И как я сама не додумалась… так, это надо срочно записать…
Я кидаюсь к большому столу, сколоченному мне когда-то братом из массивных, гладко струганных досок. Стол стоит по центру на самом почётном месте, занимает чуть не полкомнаты и полностью завален бумагами, тетрадями, перьями, склянками и всякой всячиной. Ищу клочок неисписанной бумаги — что оказывается непросто… ещё бы чернильницу в этом хаосе отыскать… так, стоп.
— А ну-ка брысь из моей лаборатории! Тебе здесь вообще-то не место! — оборачиваюсь и тычу пальцем в сторону кота. Который уже бродит
— Если что, он не от моих трудов скончался! — бубню обиженно в широкую, мелко подрагивающую спину. Которая, судя по всему, из моего тайного святилища знаний выметаться не собирается. Как и все остальные части тела.
Вместо этого котяра, посверкивая на меня заинтересованно серебряными флуоресцирующими глазами, перемещается ближе. Окидывает внимательным взглядом стол, цепляя стоящий посреди него обугленный чугунный казанок, мраморную ступку с пестиком, впитавшие все цвета радуги от тех трав и ягод, которые я в них толкла, реторту с искривлённым носиком, парочку колб с настойками для следующего эксперимента…
— А это будет что? — кивает на правый сосуд, в котором тихо булькает зелёная густая жижа.
— Самоподогревающийся завтрак! — бурчу я и готовлюсь слышать очередную порцию иронии, которую на меня вываливают все, кто видят в первый раз эту малоаппетитную на вид бурду. Хотя я мало кому показываю. И это уже одиннадцатый вариант, предыдущие десять были намного хуже.
— Удобно в походе, — кивает кот. Наклоняется и осторожно машет лапой над поверхностью колбы, подгоняя к себе самую капельку запаха. — И судя по всему, на вкус будет лучше, чем на вид. За счет чего дополнительный приток энергии? Раз уж греть ты его, судя по всему, не планируешь? Да и огня не вижу.
Он внимательно оглядывает ровную поверхность стола, над которой на тоненькой медной держалке зависла колба.
А я неожиданно понимаю, что ему и правда интересно.
Вот это вот всё.
И меня накрывает неподдельным шоком от осознания этого простого факта.
И от того, насколько, оказывается, приятно, когда тебя кто-то слушает. Тем более серьёзно. Обычно все лишь подтрунивают. Даже Гордевид считает, что лучше бы я направила свои таланты на что-то чуть более серьёзное, чем перекрашивание бабочек в розовый цвет. Ну и не только бабочек.
Вообще… кажется, он первый, кто так с интересом спрашивает.
Если подумать, даже как-то слишком со знанием дела.
— Так чем ты, говоришь, занимаешься? Вообще так по жизни, в свободное время от того, как девушкам кровати продавливаешь? — спрашиваю как бы невзначай.
— А я не говорил, — ощеривается в улыбке кот. Сам двигается дальше, цепким взглядом ощупывая дальние стены лаборатории. Она у меня на самом деле побольше размерами даже, чем хижина. Я тут иногда сутками зависаю, позабыв про сон и еду. А в доме что? Только спать, да есть приготовить. Мне одной там много места и не надо.