Невинное развлечение
Шрифт:
— Все в порядке, — ответил он. — Иногда это просто необходимо.
Она задумалась над тем, что он успел повидать и сделать в своей жизни. Он много лет служил в армии. И эта служба вряд ли ограничивалась парадами и девицами, сходящими с ума от униформы. Он наверняка воевал. Участвовал в походах. Убивал.
Представить это было практически невозможно. Он великолепно сидел в седле, а после сегодняшнего утра она имела точное представление о его силе, но все равно, она почему-то представляла его себе скорее ученым, чем спортсменом. Возможно,
— Что ты там делаешь? — спросила она.
— Где?
Она мотнула головой.
— В кабинете. Ты очень много времени проводишь за столом.
Он помедлил, потом ответил:
— Да так… В основном, перевожу.
— Переводишь? — рот ее приоткрылся от удивления. — Правда?
Он сменил позу и, похоже, впервые за вечер напрягся.
— Я же упоминал, что говорю по-французски.
— Я не думала, что настолько хорошо.
Он скромно пожал плечами.
— Я много лет провел на континенте.
Переводы. Святые небеса, да он еще умнее, чем ей казалось. Она надеялась, что сможет ему соответствовать. Ей думалось, что сможет: ей нравилось считать себя гораздо умнее большинства окружавших ее людей. Поскольку она не притворялась, что ее интересует любая тема, о какой ни зайдет разговор. И еще потому, что она не пыталась заниматься тем, к чему у нее не было способностей.
Именно так и должен вести себя любой разумный человек.
На ее взгляд.
— А перевод сильно отличается? — спросила она.
Он склонил голову набок.
— От простого общения, — уточнила она. — Я знаю только английский, я и правда не понимаю в чем разница.
— Отличается и довольно сильно, — подтвердил он. — Не знаю, как это объяснить. Первое — совершенно бессознательный процесс. А во втором есть что-то от математики.
— От математики?
Он выглядел чуть ли не сонным.
— Я же говорил, что не могу толком объяснить.
— Нет, — задумчиво сказала она, — думаю, в этом есть смысл. Это все равно что совмещать детали головоломки.
— Похоже.
— Я люблю головоломки, — она на секунду задумалась, потом закончила: — но ненавижу математику.
— Это ведь одно и то же, — возразил он.
— Вовсе нет.
— Значит, у тебя были никудышные учителя.
— Это само собой разумеется. Я, если помнишь, выжила пять гувернанток.
Он улыбнулся, медленной теплой улыбкой, от которой ей стало щекотно внутри. Скажи ей кто-нибудь еще утром, что разговор о математике и головоломках заставит ее трепетать от восторга, она хохотала бы до упаду. Но сейчас она смотрела на него и хотела только протянуть к нему руки, перелететь расстояние между домами и оказаться в его объятиях.
Это безумие.
И благословение.
— Мне стоит отпустить тебя, — произнес он.
— Куда? — вздохнула Оливия.
Гарри закашлялся.
— Туда, куда тебе
Ей хотелось сказать — «к тебе». Вместо этого, она потянулась к окну, готовая его закрыть.
— Встретимся завтра в это же время?
Он поклонился, и у нее перехватило дыхание. В его движениях было нечто завораживающе изящное, будто он был средневековым рыцарем, а она — его принцессой в высокой башне.
— Почту за честь, — ответил он.
Этим вечером, ложась в постель, Оливия все еще улыбалась.
Да, любовь и правда достойна наилучших рекомендаций.
Через неделю Гарри сидел за столом, уставившись на чистый лист бумаги.
Не то чтобы он собирался что-то писать. Но ему всегда казалось, что он гораздо лучшее соображает за столом, видя перед собой девственно чистый лист. А потому, после долгого лежания в кровати, где он необычайно тщательно изучал потолок и безуспешно пытался изобрести наилучший способ сделать предложение Оливии, он переместился за стол, надеясь, что здесь на него снизойдет озарение.
А оно не снисходило.
— Гарри?
Он поднял глаза, благодарный за передышку. В дверях стоял Эдвард.
— Ты просил меня напомнить, когда настанет время собираться, — сказал Эдвард.
Гарри кивнул и поблагодарил. Прошла уже неделя с того странного и восхитительного дня в Ридланд-хаусе. Себастьян только что не переселился к нему, заявив что дом Гарри гораздо удобнее его собственного (да и кормят здесь значительно лучше). Эдвард стал гораздо больше времени проводить дома и пока ни разу не напился. А Гарри больше не надо было хоть сколько-нибудь серьезно думать о принце Алексее Ивановиче Гомаровском.
Ну, то есть, до этой самой минуты. Поскольку сегодня вечером ему придется посетить праздник в честь русской культуры. Однако, Гарри ждал этого события скорее с энтузиазмом. Ему нравилась русская культура. И кухня. Он не ел нормальной русской еды с тех далеких времен, когда его бабушка была жива и грозно гоняла поваров на кухне Валентайнов. Гарри считал, что икра вряд ли будет, но очень на это надеялся.
И конечно же, там будет Оливия.
Он попросит ее руки. Завтра. Он еще не определился с деталями, но ждать дольше просто не мог. Прошедшая неделя была одновременно благословением и пыткой, которые слились в одной солнечной голубоглазой блондинке.
Она, должно быть, догадалась о его намерениях. Он определенно ухаживал за ней всю неделю — как подобает, с прогулками в парке, с беседами с семьей. И как не подобает тоже — с крадеными полночными поцелуями и беседами через окно.
Он был влюблен. Он уже давно это понял. И единственное, что осталось сделать — это предложить ей руку и сердце. А Оливии — принять их… Он не думал, что она откажет. Она не говорила, что любит его, но ведь и не должна была, не так ли? Джентльмен должен первым открыть даме свои чувства, а он этого еще не сделал.