Невозможность путешествий
Шрифт:
Однако любое нечаянное событие, случившееся вне расписания, лишает восприятие удобного автоматизма; так, в этом году я заболел, и моя поездка затянулась на несколько месяцев.
Пришлось вылезти из скорлупы путешественника, наблюдающего за округой с некоторой отрешенностью, выйти из уютного родительского дома в город, некогда бывший твоей повседневной одеждой, взаимодействовать с ним так, как раньше. Так, как тогда…
Болезнь и ее лечение привели меня к восточным врачевателям, полторы недели вгонявших мне иголки под кожу — пока я окончательно не оказался там, где оказался; когда боль и систематичность занятий заставили выпасть из повседневности,
Умный человек сумеет из любого минуса сделать плюс; вот и мне показалось важным зафиксировать новый опыт обретения старого места, вывернуть вынужденную задержку наизнанку и попытаться обогатиться через убыль и недостачу (здоровья).
1. Внутренняя Магнолия
В День святого Валентина я немного поработал святым Себастьяном — сдался китайским врачевателям частной чердачинской клиники на первый сеанс иглоукалывания.
Пересчитывая затем извлеченные из меня иглы, медсестра, похожая на Любу из телесериала «Интерны», несколько раз удивилась, что игл в лицо воткнули на одну больше — по расписанию должно быть семь, а вкололи восемь. Вот, думаю, почему я и поймал на двадцать минут такой странный плотный приход и, не побоюсь этого слова, эйфорию…
Первую иглу китаец воткнул в центр левой щеки, глубже, кажется, уже и не бывает; так, что я почувствовал себя кошерным животным, убиваемым тонкой серебряной спицей. А после того как китаец пронзил мне обе подушечки возле больших пальцев, я решил, что я и не животное вовсе, а распятый святой Себастьян, очень уж все это со стороны старинные картины венецианской школы напоминало.
Иглы под разным углом входят в подбородок и челюсти, открывая, каждая, избыток внутреннего пространства; темные тоннели перегонов метро, ухающих внутренними обвалами на поворотах. Так звуковики проверяют сцепления штекеров и усилителей, искореняя малейшие шорохи и помехи; так пиявки чужих из одноименного фильма бесшумно всасываются в твои внутренности, делая их умозрительно зримыми.
Щека заныла присутствием, точно во время воспаления; нижнюю челюсть включили, точно часть рекламной надписи и она (то ли челюсть, то ли надпись) начала подмигивать и сочиться люминесцентным соком.
Да, это не реклама, но льдина или блин, а еще точнее, бифштекс, вырезанный для поджарки с кровью (причем ощущение это настолько явное, что захотелось наперчить левую часть лица перцем и умастить травами)… Не боль, но ноющая форточка, открывшаяся внутрь лица, накрыла его плавной эйфорией, точно иголки были полыми и по ним, как из капельницы, в тело начала поступать жидкость, изменяющая сознание.
Мгновение спустя я понял: китаец выкалывает мне на лунной поверхности парализованного блина карту Китая, выделяя район Гималаев и Внутренней Монголии, внутри которых царят разреженный воздух и тишина. Тогда как вся остальная империя, с запахами песка из пустыни и пряного моря, стертыми границами между органикой и неорганикой, четкими остатками надземки Великой каменной стены, поднялась единым мышечным напряжением; так что мне показалось нелепым воевать со своим персональным фэн-шуем и дальше. Захотелось отдаться воле песчаных волн и бесконечных дорог, если и не затеряться на бескрайних просторах, то хотя бы прикрыть срам кризиса среднего возраста силой и мощью чужеродной
Сеанс длился двадцать минут, а меня уносило от собственной жизни и собственного сознания все дальше и дальше, засыпало песком и припекало солнцем прямо тут — в маленькой ячейке палаты № 6, рядом с лежанкой и кварцевой лампой.
Я путешествовал почти как Пелевин, при том что шевеление было нежелательным: любая перемена позы эхом отдавалась в пазухах внутреннего телесного опыта. А когда после процедуры (уже стемнело) выскочил на улицу, под обжигающий, после Южного Китая, ветер, меня просквозило странным ощущением сиюминутности, качавшейся на умозрительных качелях — точно я здесь непонятно каким образом оказался. Вот-де только что приехал, вывалился из летающего домика и сейчас же, вероятно, отчалю.
Хорошо, что маршрутка подошла быстро, и в ней уже через пару остановок освободилось местечко, откуда можно разглядывать не только водителя, как в две капли воды похожего на одного моего кемеровского знакомого, но и темные, активно темнеющие (каменеющие) окрестности. Мне очень нравится ощущение, возникающее по мере отдаления от центра города (дом наш стоит в поселке на границе с областью), когда этажность начинает резко падать, точно температура в выздоравливающем теле. А после Рылеева, где парки окружного онкологического центра и областного туберкулезного диспансера плавно переходят в городской сосновый бор, человеку, оказавшемуся здесь в первый раз (особенно если темно) начинает казаться, что общественный транспорт уже выехал за город. Такому новичку неведомо, что за узкой полоской постоянно исчезающего леса живут интровертной жизнью тихие поселки вроде нашего, невидимые со стороны шоссе.
После кольца у мебельной фабрики и, тем более, мебельного поселка, окоем окончательно погружается в первобытную мглу. Истребление гармонии в природе идет постоянно, безостановочно, из-за чего окружающая среда, собрав остатки воли в кулак, не противостоит этому паразитарному нашествию, но выпадает в какое-то совсем уже откровенно параллельное существование; мимо человека и вне его.
Распятая и пригвожденная, она давным-давно не корчится, ибо устала, привыкла и ороговела на несколько метров в глубину.
Тем не менее, я ощущаю ее дискомфорт (хорошо, что не боль), подобно тому, как только что на сеансе чувствовал многоукладность собственных поверхностей — кожа, ткани под кожей, мышцы, капилляры, вены, и, наконец, нервы, уходящие в непроглядную глубину глубины…
2. Цветок граната
Вчера мне втыкали в лицо восемь иголок вместо семи, а сегодня уже девять; причем одна из игл прошла щеку навылет, вышла с другого бока. Это только мозг воспринимает ощущение проткнутости как страшное, а на самом-то деле умом понимаешь, что не беда, протянем-вытянем.
То есть это именно тот случай, когда «кто кого сборет», слон кита или кит слона.
Мой седовласый китаец втыкал иглы в левую часть лица; я смотрел ему прямо в глаза, и это было похоже на секс, ибо глаза тоже участвовали в процессе, отражая не то, что на поверхности, но то, что, неоформленное, плещется, оформляясь где-то в глубине.
А еще это было похоже на художественный процесс, как если бы Ли (или как его там), отстранившись и еще раз окинув оком пораженный блин лица, нанес на него пару точных и быстрых мазков-ударов.