Нежнее неба
Шрифт:
«В МГБ
Темкина И. М.
Москва, Подсосенский пер., 21, кв. 41
Заявление
В 1950 г. я жил в Успенском пер., д. № 6. В янв. – фев. того года меня встретила гр. Марьянова Мальвина, заявила, что она живет в одном дворе со мной, рекомендовала себя поэтессой, в свое время знакомой с А. М. Горьким. Она стала рассказывать о своих встречах с Горьким на о. Капри. Затем показала журнал, издававшийся не то в Киргизии, не то в Казахстане, в котором была отпечатана статья с воспоминаниями о Горьком. В заключение разговора она попросила одолжить 50 р. и сказала, что у нее часто собираются известные литераторы, представители искусства: во время этих вечеров читаются произведения и критически разбираются. Она попросила меня с женой посетить такой вечер, который состоится на днях и выразила желание, чтобы я прочел какой-нибудь из моих рассказов.
Заинтересовавшись этим, мы с женой посетили ее в указанный ею день. Застали ее мать, которая кажется, спала и пожилого человека интеллигентной внешности, который был представлен как скульптор, сын писателя Златовратского. Мы вступили с ним в беседу, т. к. он был глух, то мы предпочитали слушать его. Он рассказывал о своих встречах с Чеховым и Горьким в Крыму, как он работал над скульптурным портретом Горького, после этого стал читать поэму, посвященную Горькому. Это было слабое ученическое произведение, в поэтическом отношении примитивное, в идейном отношении не представляющее никакого интереса. Этакий обывательский пересказ о встречах с Горьким. Я счел это за чудачество старика, увлекающегося поэзией.
Затем они попросили меня прочесть что-нибудь. Из вежливости я прочитал какой-то отрывок, намереваясь скорее уйти. В это время явился новый посетитель, которого Марьянова отрекомендовала как талантливого поэта, однако работающего сейчас не по своему призванию. Фамилии, имени, отчества сейчас не помню (возможно, Николай Николаевич). Он был среднего роста человек в чрезмерно поношенном костюме. Лицо оставляло впечатление больного
После этого Марьяновой был подан пустой чай, без закусок и поэт, назовем его условно Ник. Ник., выразил согласие прочитать свои стихи. Он извлек из кармана небольшую потрепанную тетрадку и заунывным голосом стилем декадентского поэта стал читать. Прочитал стихотворений 15–20, относительно небольших по размеру, в 5–6 строф, иногда в 1–2.
Все стихотворения были написаны в духе акмеизма, не то символизма, отличались пессимизмом, разочарованием в жизни. Некоторые стихотворения затрагивали и политические темы и носили ярко выраженный антисоветский характер. Из них запомнились стихи, в которых он издевательски говорил о советских поэтах, описывающих жизнь колхозов, заводов; высмеивалась карточная система во время войны (не то затруднения с питанием), а также выражалась мысль о том, что если будешь писать не о современности, то тебя вроде заставит НКВД. Описывались также портреты <нрзб> лиц, помнится были стихи о Керенском, о Распутине.
На вопрос, понравились ли мне стихи, не желая вступать в прения с подобным «автором», сказал, что они не современны и даже (более?), на что поэт отозвался, что писать в современном духе не может, а пишет как умеет. При этом он оставлял впечатление человека, никем не понятого и всеми обиженного.
Когда жена моя заявила, что стихи ей не понравились, Марьянова выразила сожаление, и сказала, что стихи, хотя и не современны и не в духе сегодняшнего дня, но Ник. Ник. человек талантливый и что он даже посвятил ей стихотворение.
Высказывания Златовратского и второго (молодого человека) не помню. После этого Марьянова прочла свое стихотворение о какой-то скульптуре в саду. Стихотворение примитивное и безыдейное. Я с женой заявили, что нам нужно срочно уйти, и, провожая нас, Марьянова сказала, что она очень жалеет, что не пришли еще какие-то литераторы (фамилии их не помню), что они «очень милы», а Ник. Николаевич, хотя и очень презирает ее мать, но она его жалеет и уважает. Просила еще приходить.
Когда мы выходили, за нами увязался вышеупомянутый молодой человек (нрзб) и, прощаясь с нами во дворе, попросил мой адрес с тем, чтобы придти почитать свои рассказы. Я сказал, где я живу, но он ко мне не приходил, и я его больше не видел.
После этого ни я, ни жена моя у Марьяновой не бывали и никого из позванного сборища не встречали.
112
ГЛМ. Ф. 383. Оп. 2. Ед. хр. 5. Л. 30–34.
Об авторе этого текста известно совсем немного: судя по всему, он был неудачником-прозаиком; по крайней мере, таковым он предстает из описаний архивных дел. В РГАЛИ хранятся его присланные на конкурс одноактные пьесы «Американское пари» и «Сдается» [113] , а также образцы его рассказов вкупе с личным делом [114] . Последнее, конечно, расширило бы наше представление о его биографии, если бы было открыто – но до истечения 75-летнего запрета осталось еще два года.
113
РГАЛИ. Ф. 652. Оп. 7. Ед. хр. 3001 и 3002.
114
РГАЛИ. Ф. 632. Оп. 1. Ед. хр. 4717.
Оригиналы доносов, несмотря на исключительную популярность жанра в Советском Союзе и России, в настоящее время весьма труднодоступны – и не без усилий раздобытая мною копия не имеет даже даты. Поэтому доподлинно неизвестно, отчитался ли Темкин о случившемся немедленно по горячим следам (но почему тогда он не мог датировать визит к Марьяновой с точностью до дня?) или, простимулированный какими-то внешними событиями, написал его позже. По крайней мере, делу был дан ход 4-го марта 1953 года – пока на «Ближней даче» исполнялось дыхание Чейн-Стокса, на Лубянке вызревал следующий документ:
«Постановление
(на арест)
гор. Москва, 1953 г. март 4 дня
Я, ст. оперуполномоченный 3 отделения 5 отдела 5 Управления МТБ СССР майор госбезопасности Олещук, рассмотрев поступившие в МТБ СССР материалы о преступной деятельности Минаева Николая Николаевича, 1893 года рождения, уроженца г. Москвы, русского, беспартийного, без определенных занятий, проживающего по адресу: ул. Герцена дом 19 кв. 28, -
Нашел:
Минаев Н. Н., будучи озлоблен против существующего в СССР строя, принимает активное участие в антисоветских сборищах группы враждебно настроенных лиц и вместе с ними занимается преступной деятельностью.
Враждебная деятельность Минаева Н. Н. подтверждается показаниями осужденного в 1943 году Русова Н. Н., свидетелей Темкина И. М., Канонич С. М., Рябова Г. 3. и официальными материалами Главлита СССР.
На основании изложенного, -
Постановил:
Минаева Николая Николаевича подвергнуть аресту и обыску» [115] .
115
ГЛМ. Ф. 383. Оп. 2. Ед. хр. 5. Л. 3 об. – 4.
Здесь нотабене. Упомянутый Николай Николаевич Русов (1884 – после 1943) – исключительно любопытная фигура. Сын серпуховского бухгалтера; студент Московского университета, поэт, мистик, анархист, ученик Трубецкого, посетитель Толстого, корреспондент Блока, член клуба Московского Союза Анархистов, неоднократно арестовывавшийся за свои убеждения; сотрудник журнала «Совхоз»; член запрещенной организации «Орден Света»; после ареста 1930 года он пропал из вида. В 1942 году он обнаружился в Москве, а в 1943, по всей вероятности, был вновь арестован – и на допросе 1 апреля 1943 года назвал Минаева: «В эпоху военных действий МИНАЕВ оказался в лагере сочувствующих фашизму и мнимым победам германской армии в унисон настроений СТРАЖЕВА и моим» [116] . Ровно через десять лет этим показаниям был дан ход.
116
Там же. Л. 21–22.
Второй свидетель – Канонич Сара-Иось Менделевна – жена Темкина. Текст ее письма остался нам недоступен; показания, данные ею на очной ставке, я приведу ниже.
Рябов Г. 3. – вероятно, это Григорий Захарович Рябов (1894–1967), врач и историк медицины с обширными знакомствами в писательских кругах, но подробности его участия в этом деле мне неизвестны.
5 марта 1953 года (какова усмешка судьбы!) Минаева арестовывают:
«Нач. Оператив. отделения 7 Управления МТБ СССР – подполковнику гос. безопасности
тов. Куприянову А. Г.
Рапорт
Докладываю, что 5.3.53 г. мною совместно с капитаном госбезопасности Столяровым В. М. был произведен арест и обыск Минаева Н. Н. прожив. по адресу: гор. Москва, ул. Герцена, д. 19 кв. 28
В момент нашего приезда по месту жительства Минаева Н. Н. последний находился дома. Прочитав ордер на арест, Минаев проговорил, что его арестовывают ни за что, ибо он якобы не виноват, «вот разве только за 1929 год», – добавил он.
В продолжении сбора на квартире и в пути следования в МТБ арестованный вел себя спокойно.
Арест на имущество Минаева Н. Н. не наложен, ввиду отсутствия такового. Арестованный проживал совместно со своей семьей, занимая одну комнату.
При обыске присутствовал и материал просматривал ст. оперуполномоченный 3 отделения 5 отдела 5 Управления МТБ СССР, майор госбезопасности тов. Олещук <…> Майор госбезопасности Копцов
7 марта 1953 г.» [117] .
117
Там же. Л. 5–5 об.
Спустя несколько дней на допрос была вызвана Марьянова и – удивительная вещь! – насколько она, не производящая, признаться, впечатления обладательницы острого ума, тонко и точно обходит все ловушки, расставляемые ей следователем. Почти шестидесятилетняя леди с опытом ссылки, с памятью об аресте и гибели ближайших друзей, не поддавшись искушению дотопить уже почти обреченного Минаева, действует в рамках единственно верной стратегии – все отрицать:
«Об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний по ст. ст. 92 и 95 УК РСФСР предупреждена.
Вопрос: Минаева Вы давно знаете?
Ответ: Да. С М-ым Н. Н. я познакомилась в начале 20 годов, когда именно за давностью времени
Познакомилась я с ним в Союзе писателей в Москве и с тех пор поддерживала с ним знакомство как с поэтом, однако близкой дружбы с ним никогда не имела.
Вопрос: Чем же объясните, что М-в на протяжении длительного времени посещал Вашу квартиру?
Ответ: М-в знал меня как поэтессу, кроме того ему было известно, что меня посещают другие поэты, которые иногда читают свои новые произведения и обсуждают их.
Иногда М-в заставал у меня общество из литературных работников, а иногда у меня никого не было. В последнем случае он посидев у меня и поговорив на различные темы уходил.
Когда же у меня были др. поэты, то М-в вместе с ними читал и свои произведения.
Вопрос: Какие именно?
Ответ: Большей частью М-в читал свои лирические стихи упаднического содержания, названия всех его стихотворений я сейчас не помню.
Как я припоминаю М-в читал так же стихи о Керенском и Николае II, которые по содержанию носили сатирический хар-р, однако политической оценки этим личностям М-в в своих стихах не давал и они были не уместны в современной действительности.
Вопрос: А какие антисоветские стихотворения читал М-в у Вас на квартире?
Ответ: Этого я не помню. Может быть он и читал какие-либо не советские стихи, но я видимо их не слышала т. к. часто выходила на кухню, чтобы приготовить чай для гостей или подать что-нибудь к столу.
Вопрос: Что Вам известно о прошлом М-ва?
Ответ: Мне трудно ответить на этот вопрос, т. е. М-ва я знаю только как поэта. Личной его жизнью никогда не интересовалась, семью его не знаю и дома у него никогда не была, хотя и находилась с ним в нормальных взаимоотношениях и личных счетов и ссор с ним не имела.
Вопрос: Что имеете дополнить к своим показаниям?
Ответ: Я хочу сказать, что никаких сборищ у меня на квартире не было. Ко мне приходили старые поэты, с которыми я знакома около 30 лет. Иногда они у меня просто посидев и поговорив на различные темы уходили, а иногда читали свои произведения и обсуждали их.
Заранее эти встречи не обсуждались и никаких определенных дней для этого не назначалось. Обычно или я кого-нибудь из них приглашала или они сами заходили ко мне, или знали что я вечерами почти всегда бываю дома и охотно их принимаю.
Никаких антисоветских разговоров у меня на квартире не было, а если бы кто и попытался их вести то я это запретила бы.
Если некоторые из присутствующих и допускали какие-либо неправильные суждения, то я их останавливала.
Допрос окончен в 22 ч. 00 м.
Протокол допроса мною прочитан, ответы с моих слов записаны правильно.
Подпись:
Допросил: ст. следователь следотдела 4 Управления МВД СССР майор Орлов» [118] .
118
Там же. Л. 34–35 об.
Здесь к кругу наших источников присоединяется еще один: надзорное дело прокуратуры. Основную его часть составляет вялая дискуссия между жестокосердым прокурором и неправедным судьей, заканчивающаяся призывом первого оставить в силе приговор, вынесенный вторым, но среди доказательств есть выписка из протокола очной ставки:
«На очной ставке со свидетелем Канонич С. И. на л. д. 137 последняя показала:
«…В этот вечер архитектор и мой муж – Темкин Израиль Маркович читали свои произведения. Вскоре на квартиру Марьяновой пришел Минаев… Минаев пришел сел за стол и впоследствии по просьбе Марьяновой принял участие в чтении стихотворений… По моему общему впечатлению некоторые стихотворения Минаева были упадническими, а некоторые носили явно антисоветский характер с клеветой на советскую действительность и советских людей. Как я сейчас припоминаю, одно из стихотворений, которое читал Минаев, было о Керенском, в котором Минаев критиковал отдельные черты характера Керенского, не давая однако ему политической оценки как контрреволюционеру» [119] .
119
ГАРФ. Ф. 461. Оп. 1. Ед. хр. 1026. Л. 2.
Некоторое время спустя был допрошен и Рюрик Ивнев:
«Вопрос: Минаева Вы знаете?
Ответ: Да, с Минаевым Ник. Ник. я знаком примерно с 1923 года. Познакомился я с ним на одном из лит. открытых вечеров в «Союзе поэтов» и поддерживал знакомство вплоть до его ареста органами МТБ.
Вопрос: В связи с чем он был арестован?
Ответ: Со слов Марьяновой Мальвины Мироновны мне неделю тому назад стало известно, что М. арестован будто бы за чтение своих антисоветских стихотворений. Как сказала Марьянова, об этом ей стало известно от ее знакомого Степанова Ал-дра Георгиевича, работающего корректором в Лит. энциклопедии. Степанову стало известно о причине ареста М. от жены последнего, которую он как-то посетил.
Вопрос: Вам известно, где М. читал антисоветские стихотворения?
Ответ: Да, подобные стихотворения М. читал на кв-ре у Марьяновой, где иногда бывал и я.
Вопрос: Что именно читал при Вас Минаев?
Ответ: М. в присутствии меня читал много различных ст-ний и должен сказать, что некоторые из них носили явно антисовет. х-р. Я не помню названия всех этих антисовет. ст-ний, однако должен сказать, что стих-ние «Баллада о четырех королях» и ст-ние о комсомолке явно антисоветские. В них автор клевещет на совет. действит. и сов. людей. Воспроизвести более точно содержание этих ст-ний М. я затрудняюсь.
Вопрос: М. читал в присутствии Вас ст-ния с клеветой на руководителей партии и сов. правительства?
Ответ: Нет, таких ст-ний М. при мне никогда не читал. Правда, имели место факты, когда М. выражал свое недовольство мероприятиями партии и сов. пр-ва в отношении лит-ры. Так, например, он заявил, что поэт у нас не может писать свободно, т. к. должен выполнять «социальный заказ». Кроме того, М. клеветнически утверждал, что если даже писатель и напишет что-нибудь приемлемое и хорошее, то его произведения все равно печатать не будут, если он не входит в круг писателей с лит-ным именем. Других каких-либо антисоветских суждений я от него не слышал.
Вопрос: Почему М. читал антисов. стихи именно у Марьяновой?
Ответ: М. хорошо знает Марьянову и тех лиц, к-рые у нее бывали. Он их видимо не стеснялся и считал возможным иногда показать свое враждебное отношение к сов. власти. Присутствующие обычно у М-вой лица давно знали, что у Минаева есть недовольство сов. властью, однако резко он никогда не выступал и поэтому на его подобные настроения не обращали внимания.
Тот факт, что М. позволяли допускать отдельные антисов. проявления, можно объяснить только тем, что присутствующие потеряли политич. бдительность. К вышесказанному необходимо дополнить, что последнее время Марьянова с неохотой принимала у себя на кв-ре М., однако он, несмотря на это, всё-таки приходил к ней.
Вопрос: Что Вы знаете о прошлом М.?
Ответ: В 1929 году из лит. кругов мне было известно, что в тот период времени М. арестовывался органами ОГПУ за свои антисоветские стихотворения. Подробности этого дела мне неизвестны, т. к. сам М. мне об этом не рассказывал, а я его в свою очередь не спрашивал об этом.
Вообще, должен сказать, что близкой дружбы с Минаевым я никогда не имел, к тому же по натуре он человек очень замкнутый и поэтому о себе мне ничего и никогда не рассказывал. Видя, что М. за последнее время особенно деклассировался и отошел от сов. действительности, и внешне опустился, я делал попытки приобщить его к работе, приблизить к сов. общественности, но он от этого упорно уходил, не желал работать, хотя я и предлагал ему подстрочные переводы. Он не хотел работать, объясняя это тем, что у него все равно будто бы ничего не получится, т. к. нет желания писать против воли.
Из бесед с М. чувствуется, что он понимает ненужность его стихотворений в настоящее время, однако продолжал писать их.
Вот все, что мне известно о Минаеве» [120] .
120
Показания Ивнева по ошибке подшиты к копии дела 1929 года: ГЛМ. Ф. 383. Оп. 2. Ед. хр. 3. Л. 15 об. – 17.
Главной проблемой были изъятые при обыске рукописные книжки: в следственном деле сохранились экспертные заключения изучавших их литературоведов, не оставлявшие автору шансов на оправдание: «Почти все эти стихотворения носят ярко выраженный антисоветский характер»; «автор хочет сказать, что в Советском Союзе все граждане из страха перед наказанием вынуждены расхваливать государственный и общественный строй»; «антисоветский, враждебный характер этих стихотворений очевиден»; «некоторые из стихотворений проникнуты враждебными взглядами и идеями»; «явно антисоветские высказывания, смысл которых сводится к тому что в Советском Союзе лучше молчать о неполадках или нарушениях, чтобы не пострадать за это»; «в пошлой и издевательской форме говорится о портрете Буденного»; «автор описывает жизнь заключенных с позиций антисоветски настроенного человека»; «лагерную жизнь автор изображает как сплошной ужас, хамство, невежество»; «автор предстает перед читателем как безыдейный авантюрист-космополит, воззрения которого абсолютно противоположны взглядам советского человека»; «автор развязно говорит о членах правительства и проповедует шовинистические взгляды»; «автор стихотворений отрицательно относится к советской власти, к советскому строю»; «в тетради помещена баллада, написанная на глупый и пошлый сюжет»; «автор, в сущности, старается показать, что все советские редакторы являются такими же троглодитами, как описанный автором редактор»; «в стихах звучит бессильная злоба деклассированного, с прогнившей идеологией интеллигента, настроенного явно антисоветски» [121] etc. Среди изъятых при обыске (и, таким образом, навсегда утраченных) текстов были и те, дублеты которых не сохранились, но таких, по счастью, немного: основная часть архива, вероятно, сберегалась автором не по месту прописки и, таким образом, уцелела.
121
ГЛМ. Ф. 383. Оп. 2. Ед. хр. 5.