Нежное создание
Шрифт:
Она сидела в своей комнате у окна и сушила волосы. Госпожа Маргрит решила, что во время поездки в Амстердам дочь во что бы то ни стало должна окончательно покорить престарелого банкира.
Ника не возражала. Она выбилась из сил и до сих пор не могла прийти в себя после очередного, полученного четыре часа назад удара судьбы.
После похода в лавку господина Лаанбергера она поспешно отобедала и вернулась в свою комнату. Села у окна, взяла карандаш в руки и задумалась, глядя перед собой.
Она всегда
Зная, что в это время художники использовали цветную бумагу — синюю, серую, светло-коричневую или розовую, она не отказалась от покупки и привычной белой.
Простой карандаш оказался не таким, к какому она привыкла в двадцать первом веке — графит твёрдый, царапающий, с серым оттенком штриха. Пришлось докупить к нему итальянский карандаш, которым выполнялись более густые штрихи переднего плана и тонкие, расплывчатые второго.
Ника воздержалась от покупки металлического пера для рисования и туши из ламповой копоти. Пока достаточно карандашей. Краски и кисти тоже подождут. Как подождёт и мольберт, который был ожидаемо громоздким и тяжёлым.
Сделав два десятка линий, Ника с удивлением поняла, что Руз рисовать не умеет. Все навыки Ники, полученные в той жизни, которыми она гордилась, в теле Неженки провалились в тартарары! Пять лет учёбы! Красный диплом!.. Не осталось ничего! Будто корова языком слизала!
Ника не ожидала, что молодое тело Руз окажется настолько бесчувственным к полёту её души и мысли. Возможно, дело было и в так называемом карандаше, и в шероховатой бумаге, и в чужих неуклюжих руках, которые категорически не слушались мысленных приказов новой владелицы. Напрочь отсутствовали лёгкость руки и гибкость пальцев. Спина и плечи напряжённые. Посадка деревянная… Тьфу!
— Ко всему прочему ты, Руз, ещё и криворукая! Полная бездарность! — с язвительной горечью рассмеялась Ника, отбрасывая бумагу и карандаш. — Как подсматривать за женатым соседом, так ты тут как тут, а как научиться чему-нибудь полезному, чтобы в случае чего иметь в руках профессию и не дать себе умереть от голода, так тебя нет!
Успокоившись, Ника снова взялась за дело. Упрямо рисовала линии, окружности, соединяла точки и отрезки. Пробовала различные виды штриховки, приноравливалась, приспосабливалась.
Делала небольшие перерывы, с отчаянием глядя на испорченные листы дорогой бумаги, и снова рисовала. Заново набивала руку.
«Руз не безнадёжна», — убеждала она себя. Вспомнила, как та легко копировала чужие почерки и подписи.
За
Ника обязательно научит Руз рисовать! При усердии и настойчивости на обучение уйдёт меньше года. Когда-то мы не умели говорить, читать, писать, готовить…
Она с показной покорностью посмотрела на вошедшего Якубуса, заплела пышную косу и убрала за спину.
Брат положил на прикроватный столик две толстые потрёпанные книги и подошёл к сестре. Приподняв пальцами её подбородок, повернул лицо к свету. Быстрым взглядом мазнул по опухшей губе, пристально всмотрелся в глаза:
— Я очень сожалею, что всё так вышло. Ты сама виновата.
Ника не ответила. Конечно, виновата она. Смолчала бы и… ракушка осталась бы целой. Было до слёз её жалко. Об остальном она не жалела. Шила в мешке не утаишь.
Знала, что со стороны выглядит усталой и безразличной. Так и было. Она хотела, чтобы всё закончилось как можно скорее. Злить Якоба и снова нарываться на грубость она не станет.
Мужчина поставил на узкий подоконник маленький коричневый флакончик, заткнутый деревянной пробкой:
— Выльешь в заварочный чайник или в воду, вино… Не столь важно. Сама не пей.
— Почему? — тихо спросила Ника. — Это яд?
— Утром будет сильно болеть голова, а тебе ехать в Амстердам.
— Можно мне сделать пару глотков? Если не поддержать компанию, то можно вызвать у Адриана подозрение.
— Что ж, в таком случае пригуби, но не более. Господин Ван Ромпей должен видеть тебя здоровой и весёлой. Руз, весёлой и разговорчивой, — повторил Якубус строго и кивнул на оставленные книги. — Подписи поставь до ухода к Ван дер Мееру. Сегодня только две.
— Якоб, ты обещал, — напомнила она ему о недавнем разговоре.
— Об этом мы не договаривались. Здесь совсем другое.
Ника опустила голову. Ни спорить, ни торговаться, ни отказываться она не станет — осталось немного потерпеть и всё закончится. Прятала глаза, боясь, что Якубус прочитает в них смертный приговор себе. Он — шакал. А зверь всегда чует свою кончину.
Брат нежно поцеловал сестру в макушку:
— Когда-нибудь ты всё поймёшь и будешь благодарить меня за то, что я делаю для тебя и матери.
У двери задержался, глянул на Нику с прищуром и вышёл.
Его тихий, умиротворённый голос ещё долго звучал в её ушах.
Посмотреть со стороны, так даже в голову не придёт, что перед вами жертва и её палач — брат, который утром готов был убить сестру, осмелившуюся сказать ему, что она о нём думает.
Ника рассматривала крошечный флакончик со снотворным, и в душе поднимало голову слепое, гнетущее отчаяние. Ей придётся убить человека, испачкать руки его кровью.