Нежные объятья апокалипсиса
Шрифт:
— Ну да, само совершенство, — рассмеялся Аркаша.
— Ты прав, бывают такие девушки — красивые, а не цепляют. Полгода назад меня это не останавливало. Если девушка была не против, то я шел вперед. Не мог просто так пройти мимо открытой двери. Но все общение сводилось к пьяному трепу и пьяному же сексу. Мы никогда ничего не ждали друг от друга, просто брали, пока было что взять, а потом каждый шел своей дорогой дальше. Никогда раньше не задумывался, что я хочу и что ждет меня впереди. А теперь… Видимо, пришло время. Хочу чего-то большего. Правда, пока не знаю, что именно, — Кирилл помолчал. — Странно все
— Мальчик взрослеет, — улыбнулся Аркаша.
— Эй, дяденька! Седобородый и умудренный старец, я тебя всего на два года младше.
— И, однако, с меня уже песок мудрости сыпется, а ты только подгузник наивности с себя снял.
Кирилл рассмеялся:
— Красиво сказано.
— Твое. Ты сказал.
— Да? Не припоминаю.
— Ну как-то раз ты вернулся пьяный и учил нас с Катькой жизни. Мы тогда только решили ехать с дядей Мишей, и ты объяснял нам всю наивность нашего желания изменить жизнь к лучшему.
— Ага, вспомнил. Вот ведь дурак был.
Из города в поселок они вернулись еще засветло. Ужин снова начался после захода солнца. Столовую заливал тусклый электрический свет, было слышно, как за стеной негромко гудит бензогенератор. На ужин было густое и наваристое жаркое из картофеля и тушенки, по большому куску соленой консервированной селедки и по сладкому пирожку с начинкой из свежих яблок. Тамара Алексеевна как всегда была на высоте.
К мерному гулу генератора присоединялся дружный стук ложек. Вот и еще один день прожит. Умиротворение и покой расплылись по помещению. Дядя Миша попросил не расходиться. Кирилл, как и многие другие, уже расправился с ужином и теперь просто сидел. Кто-то в полголоса переговаривался. Кирилл смотрел по сторонам. Многие лица казались родными, милыми, близкими. Чувство было чем-то похоже на то, когда незнакомые люди во время дождя оказываются под одной крышей. Там бушует стихия, тут сухо и безопасно, общее переживание сближает, и к концу дождя незнакомые прежде люди выглядят так, будто ты их давно уже знаешь. Дождь кончился, пора расходиться, но ты стоишь и не хочешь расставаться с этим местом и этими людьми.
Дядя Миша поднялся и взял слово.
— Мы с вами проделали долгий путь. От тех далеких сомнений: а стоит ли что-то менять и куда-то ехать, — через сборы к отъезду, через долгое и казавшееся в конце безнадежное путешествие, через эту сумасшедшую и изматывающую гонку по подготовке к зиме, к сегодняшнему вечеру.
Когда-то я позвал вас с собой, сказал, что если мы захотим изменить нашу жизнь, если пойдем вперед, то однажды наша жизнь изменится к лучшему. Мы все кого-то потеряли, и многое ушло в прошлое безвозвратно. Но сегодня тот день, когда можно с уверенностью сказать, что теперь мы кое-что приобрели.
Мало кто из вас знает, но до катастрофы я работал обычным клерком в администрации нашего города. Так, юрист на побегушках, эдакая серая канцелярская мышь. Мой единственный ребенок, сын Тимур, за несколько лет до катастрофы уехал жить в Москву, и жив ли он теперь или его уже нет в этом мире, я не знаю. Моя жена погибла. Это я точно знаю. Многие из вас потеряли близких, но погибли ли они или нет, многие не знают наверняка. Но моя жена, она пережила тот
Но я потерял, как и все из вас, почти все, что имел. Все мы многое потеряли безвозвратно. Но стоило начать бороться, и стало понятно, что что-то еще можно вернуть, а что-то можно получить взамен, что-то лучшее.
И вот мы проделали этот путь, часть более долгого пути. Всего лишь один этап. От робкой веры к пониманию, что мы можем что-то изменить, можем начать жить лучше.
Прошлое пусть будет в прошлом, настоящее пусть будет с нами, а будущее пусть ждет нас, когда наступит время, мы придем.
Мы все молодцы, мы все устали, но мы сделали это.
И потому сегодня я официально объявляю об окончании работ, — сидящие за столами люди дружно зааплодировали, раздались крики и возгласы одобрения. Дядя Миша продолжил:
— Мы хорошо поработали, а теперь пришло время хорошенько отдохнуть. И завтра вечером мы с вами устроим грандиозный праздник, первый праздник новой жизни.
Кирилл смотрел на своих соседей по столу. Аркаша, Катька, Захарка, Вера, Марина — все улыбались друг другу и дружно аплодировали. Кирилл осознал, что и сам смеется и хлопает в ладоши.
Ужин закончился, и все разошлись. Их комната была в сборе, девчонки сидели на диване и возбужденно что-то обсуждали. Захарка нервно расхаживал по комнате, полотенце на плече развивалось у него за спиной. Аркаша с пакетом в руках и полотенцем, перекинутом через шею, рассказывал поездку в город. Девчонки передавали друг дружке тетрадный листок со списком, наперебой задавали Аркаше вопросы, не давая излагать историю по порядку. Захарка периодически встревал с комментариями к месту и не к месту.
Кирилл рылся в шкафу в поисках своего шампуня, пены для бритья и бритвы. Последний раз их очередь идти в баню была дней восемь назад, и Кирилл точно помнил, что, когда они вернулись, он положил все вещи на подоконник, чтобы они просохли. На подоконнике их теперь не было, часть Кирилл нашел, а остальное упорно скрывалось от его глаз.
— Все, нашел! — победно воскликнул Кирилл, подняв руку над головой с зажатыми в ней пеной для бритья и бритвой.
— Идем, наконец? — спросил Аркаша.
— Нет, подожди, шампунь остался.
— Ну помой разок моим.
— Нет, завтра такой день, я не хочу, чтобы люди меня засмеяли. От твоего зелья у меня волосы на темечке торчат. Ага, нашел. Идем.
Кирилл остановился у двери, ожидая Аркашу и Захарку. Вера сидела на диване и смеялась над чем-то вместе с Катькой. Красивая, милая девушка. Быть может, он и вправду поторопился? Миг сомнений, и вот он уже расстался с хорошей, красивой девушкой. Другой человек ведь не может полностью нравиться. Что-то тебя восхищает в нем, что-то просто принимаешь, как есть, а с чем-то уживаешься. А Вера ведь действительно нравилась ему. Физически. А та пустота в груди — может, это и было то, что надо принять, или, на худой конец, то, с чем надо было учиться уживаться? Ладно. Пора в баню, и спать. Завтра, видно, будет долгий день.