Нежные объятья апокалипсиса
Шрифт:
— Не помню, чтобы я что-то спрашивала.
— Да? Наверно, показалось. Кстати, для такой прогулки по поселку отлично бы подошел чемодан на колесиках, знаешь, такие под крокодилью кожу, красивые, блестящие, с выдвижной ручкой.
— По разрушенному поселку с чемоданом на колесиках?
— Ага, в этот-то вся суть. Особенно хорошо смотрелось бы в тех местах, где через упавшие столбы перелазить приходилось.
Аня рассмеялась.
— Знаешь, — сказал Кирилл, — у меня сейчас такое чувство, будто я долго-долго шел, и вот настал конец трудному пути. Все позади, можно
— А я наконец-то перестала гадать, где мы раньше могли встречаться. Просто наслаждаюсь этим чувством, что мы знакомы с тобой с самого детства.
Время близилось к обеду. Аня нашла, что хотела, они уже занесли сумку в школу и теперь шли к тихой заводи искупаться. Поселковая улица тянулась вдаль, солнце припекало, в воздухе сладко пахло полевыми травами.
— А приятно просто вот так пройтись, — сказала Аня. — Прямо как в старые добрые времена.
Кирилл нашел ладонь Ани, и несколько шагов они прошли, держась за руки.
— Как мило, — рассмеялась Аня.
— Знаю. Не хватает только чемодана на колесиках. Для полной картины.
Аня рассмеялась. Кирилл продолжил:
— Разрушенный поселок, многие дома лишь безмолвная мешанина бревен, кирпичей, стекла и бетона, всюду запустение, одинокий ветер гонит одинокую обертку от чипсов через растрескавшийся асфальт. В кадре появляются двое. Парень и девушка. Они идут, с нежностью держась за руки. Словно маленького ребенка, парень свободной рукой ведет за собой чемодан на колесиках. И в мертвой тишине лишь слышно, как колесики чемодана скрипят по шоссе.
Аня освободила руку и взяла Кирилла под локоть.
— А как тебе это? — спросила она.
— Тоже неплохо. Жаль, что нет поблизости трамвайной остановки. Можно было бы встать у ограждения и целоваться, не замечая никого вокруг.
— Или целоваться на заднем сиденье такси.
— Ага, и только чемодан на колесиках охранял бы наш покой.
Общинные стали появляться только после обеда, на который пришло от силы человек двадцать. Кто-то просто сидел в теньке возле школы, кто-то ушел на пляж, кто-то бродил по поселку, кто-то убирал место вчерашнего праздника: разбирал столы, убирал аппаратуру. Аня сидела со Светой в лазарете, и Кирилл на крыше школы собирал в пластиковый мешок мусор, оставшийся от фейерверков.
Ближе к ужину появились Аркаша и Катька. Аркаша согласился на роль посла, и было решено, что завтра с утра они с Аней отправятся к ней в общину.
Аркаша сидел на парапете крыши. Кирилл собрал весь мусор и завязывал мешок.
— Думаю, дня три-четыре меня не будет. Ты тут за Катькой присмотри, хорошо?
— Хорошо. Наконец-то ты уедешь, и мы с Катькой останемся вдвоем и сможем оторваться по полной. У нас с ней, конечно, платоническая любовь, но пора уже попробовать платонические объятия, платонические поцелуи и платонический секс.
— Платонический секс? Это что-то новенькое. Не просветишь?
— Да все же очень просто. Платоническая любовь — это любовь без физического влечения. А платонический секс — это, соответственно, секс без физического влечения. Ну ты отсталый! Это же последний писк моды!
Кирилл
— Как думаешь, может, мешок отсюда скинуть? Не рассыплется?
— Рассыплется. Лучше так вниз снеси. А я пока пойду в комнату, полежу, обдумаю твою концепцию платонического секса.
С другой стороны школы снизу донеслись крики. Кирилл и Аркаша перешли на другую сторону крыши. С пляжа в одним плавках прибежал Захарка и что-то возбужденно рассказывал, то и дело показывая в сторону реки. Кирилл и Аркаша спустились с крыши и бегом преодолели три лестничных марша. Возле школы уже никого не было.
Только один парень заходил в школу. Аркаша спросил у него, что произошло. Парень рассказал. Одна из новеньких, Алена, заплыла слишком далеко, стала тонуть, и когда до нее добрались, она уже исчезла под водой. Все побежали на пляж попытаться ее спасти, и сам парень идет к дяде Мише сообщить о произошедшем. Кирилл и Аркаша оставили парня и побежали на пляж.
— Ты от берега далеко отплывал? — спросил Аркаша. — Там дальше стремнина начинается, сильное течение, так и тянет. Видно, она в него попала. А если так, то ее уже снесло вниз по течению. На пляже народу хватает, так что предлагаю ниже спуститься и вдоль берега пройтись. Может, ее на берег вынесло.
Они взяли чуть в сторону и выбежали к реке за разрушенной лодочной станцией, возле заводи. Гладь реки была чиста, с пляжа слышались отдаленные голоса общинных.
Кирилл и Аркаша обходили заводь, когда увидели, как из березовой рощицы на той стороне вышел Аким. Напряженный и растерянный Аким не слишком удачно пытался вести одной рукой тележку с уловом и рыболовными снастями. Заплаканный Данилка брел рядом. Когда Аким увидел Кирилла и Аркашу, его лицо посветлело. Он поставил тележку и помахал рукой.
— Вы, парни, мысли читать умеете, что ли? Я иду молюсь, чтобы кто-нибудь попался, а то один тележку не довезу. У Данилки истерика, плачет, кричит, никогда его таким не видел. Всегда сам тележку вез, и захочешь не отнимешь, а тут ни в какую.
Аркаша спросил, что произошло, и Аким рассказал, что, как обычно, рыбачил за рощицей, Данилка, как обычно, убежал к дальнему леску, бегал по полю, бабочек ловил. Вернулся испуганный и хмурый, и не хотел говорить, что случилось. Но потом рассказал, что ловил бабочек, когда из реки появилась русалка, Данилка был рад ее увидеть и хотел привести ее в школу, чтобы показать всем живую русалку. Но русалка сказала ему, что он не должен никому рассказывать, что видел ее, иначе у него отсохнет и отвалится его пиписька, а он не хочет, чтобы у него отсохла пиписька, ведь он любит играться со своей пиписькой, когда никто не видит, потому что его ругают за это, но это все равно приятно, и он не хочет, чтобы его пиписька отвалилась. У Данилки начиналась истерика, Аким кое-как смог его успокоить и решил возвращаться раньше обычного.