Незримый гений
Шрифт:
Когда этот день настал, когда Эрик взглянул на Кристину как на женщину, то со всей потрясающей до глубины души очевидностью понял, что его жизнь только что бесповоротно изменилась из-за одной этой худенькой девушки. Ах, как он ее любил, как желал ее. «А теперь все кончено. Хватит думать об этом, словно какой-нибудь сраженный любовью молокосос. Надо было догадаться, — горько подумал Эрик, меряя шагами комнату. — Монстрам не суждено быть любимыми. В реальном мире Красавица никогда не выберет Чудовище».
И даже сейчас, после всего, что случилось, его сердце бунтовало
Он резко встряхнулся, сбрасывая нежелательные мысли. Будь он проклят, если вожделение вновь застит ему глаза. Будь он проклят, если позволит еще одному легкомысленному женскому сердцу отвергнуть себя, погрузив в персональный ад, в место, где солнце сжигало дотла, и он, крича, лежал во тьме.
Эрик оскалился и подошел к двери, неистово толкнул ее, не в силах больше оставаться в тишине библиотеки. Пока затухал отзвук дерева, треснувшегося о дерево, его чувствительные уши сосредоточились на доносящихся нотах фортепианной музыки. Точные и уверенные ноты выдавали умелую и опытную руку, хотя в некоторые моменты проскальзывала фальшивая нота, заставляя его морщиться.
— Странно… — пробормотал Эрик себе под нос, нахмурив темные брови. — По-моему, Брилл сказала, что ее не будет до конца дня. А ее братец-фигляр все еще пытается устранить разрушения после сегодняшнего утра.
Брилл сказала что-то о выполнении своего долга в близлежащей больнице ветеранов и ушла рано утром, оставив хозяйство на Коннера. Решение, которое в очередной раз заставило Эрика всерьез усомниться в ее здравом уме.
Как только ее беловолосая головка исчезла за дверью, в доме воцарился полный хаос. Эрик ошеломленно наблюдал, как визжащая Ария выбегает из двери гостиной с рыхлой пачкой бумаги, зажатой в крохотном кулачке над головой. Когда девочка проносилась по коридору, листы бумаги вылетели из ее руки и рассыпались по полу, отмечая ее путь подобно следу из хлебных крошек. Секунду спустя следом промчался Коннер, вопя что есть мочи и пытаясь выхватить бумагу из ее рук, — но запнулся о собственную ногу и загремел на пол лицом вниз. Хохочущая Ария сбежала в следующую комнату у него под носом, пока тот поднимался на ноги.
Тогда Эрик не смог удержать легкую усмешку от неудачи Коннера — хотя и скрыл ее прежде, чем кто-либо заметил. Он был очень признателен, что это не ему приходится гоняться за ребенком. В Арии было столько энергии, что Эрик уставал, всего лишь глядя на нее (слабость после лихорадки еще не полностью ушла из его членов), но приходилось признать, что с точки зрения стороннего наблюдателя девочка была бунтовщицей.
Утро прошло таким же образом: долгими часами по всему дому раздавался детский визг и топот ножек. Когда Эрик был уже не в состоянии этого выносить, он ретировался в библиотеку — хотя никогда бы не признался, что спрятался от ходячего ужаса трех с половиной лет от роду.
Однако теперь, когда Эрик подумал об этом, в доме уже некоторое время было относительно тихо. Не считая, конечно, печальной фортепианной музыки,
Он стоял перед дверью гостиной, одной рукой опираясь на дверной косяк, и, склонив голову, слушал мелодию, струящуюся в тишине дома. Эрик понял, что не хочет прерывать чудесные звуки. Песня была тихой, печальной и смутно знакомой. Что-то шевельнулось, а затем встало на место внутри него, пока ноты плыли по воздуху. Что-то, что, как он думал, умерло в ту последнюю ночь в Опере. Музыка в его голове заиграла снова, заменив тишину, которую агония сердца сплела над его сознанием.
Несколько мгновений спустя Эрик выпрямился и легонько толкнул дверь, ожидая увидеть Коннера, сидящего за роялем в центре гостиной. То, что он увидел вместо этого, повергло его в ступор.
Крохотная фигурка, сидящая перед клавишами, занимала едва ли четверть скамейки. Одетые в чулочки ноги болтались в воздухе, не доставая до педалей. Пухленькие детские ручки Арии были вытянуты так далеко, насколько позволяли пальцы: она снова пропустила ноту, не дотягиваясь до нужных клавиш. Блеклое зимнее солнце освещало девочку сзади, теряясь в ее темных волосах.
Эрик шагнул в комнату, не в силах остановиться — музыка притягивала самую суть его души. Он опустил ногу на плохо прилегающую половицу, и оскорбленная деревяшка издала протестующий скрип. Музыка резко оборвалась, тускло отзвенев во внезапной тишине.
Над закрытой крышкой рояля появились огромные серые глаза — и встретились с его глазами. Эрик чувствовал себя странно под этим столь пристально изучающим его взглядом, так похожим на взгляд Брилл. Ария медленно сняла руки с клавиш из слоновой кости и сложила их на коленях, тотчас превратившись из вундеркинда обратно в обычного ребенка.
— Привет, Ария, — негромко произнес Эрик, в то время как девочка просто смотрела на него, прикусив нижнюю губу, как часто делала ее мать. Он слегка нахмурился, абсолютно не представляя, как себя вести с ребенком.
Поскольку Ария продолжала молчать, он попробовал снова, задействовав до предела все свои скудные навыки общения:
— Я не знал, что ты умеешь играть на фортепиано. — Эрик откашлялся, странным образом взволнованный от того, что находится с девочкой наедине: безмолвная часть его разума ждала… ждала, что та вот-вот откроет рот и закричит от ужаса, вызванного его присутствием.
Когда он заговорил, торжественное выражение лица Арии сменилось застенчивой улыбкой.
— Я иг-граю н-не очень х-х-хо… — Последнее слово старалось сорваться с ее губ, но, кажется, было неспособно преодолеть язык. Бессильно сдавшись, Ария крепко сжала зубы; ее щеки покрылись алыми пятнами.
Что-то в мрачной тени, заставившей потемнеть ее глаза, тронуло Эрика, проделав тоненькую щель в броне вокруг его сердца. Не дав сомнению взять верх и остановить его, Эрик пересек комнату и сел на скамейку рядом с Арией.