Незримый гений
Шрифт:
Оглушенный расплывающимися перед глазами словами, Эрик мог лишь смотреть на письмо, пока окончательно не перестал различать буквы. Быстро сморгнув, он положил невинный с виду лист бумаги обратно на столик. «Это не может быть правдой… это какая-то ошибка, — упрямо подумал он, не желая отпускать тепло надежды, все еще бьющейся в его сердце. Непрошенный тайный шепот мрачно мурлыкал ему в ухо: «Она колебалась, возвращая мне маску. Ее одолело любопытство? — Тряхнув головой, Эрик отогнал эти мысли. — Нет, это не может быть правдой, это всего лишь ошибка… это даже не ее почерк. Я ошибся».
Медленно, будто в трансе, повернувшись, Эрик
«Это была ошибка. Я докажу это».
========== Глава 29: Одержимость ==========
Сердце Эндрю затрепетало в груди — что было для него весьма нехарактерно, — потому что в тот момент, когда он собирался покинуть библиотеку, латунная ручка двери вдруг повернулась. Быстро отступив в сторону, он спрятался за резко распахнувшейся дверью, осторожно поймав ее рукой в дюйме от своего носа. Повернув голову, он злобно улыбнулся, когда до его ушей донесся звук крадущихся шагов — это было именно то, что Эндрю надеялся услышать, хотя и рассчитывал, что Эрик вернется несколько позже. Это был просчет, который не следовало повторять снова.
Терпеливо ожидая в полной тишине, Эндрю улыбнулся еще шире, обнажая безупречно ровные зубы, когда услышал скрип столика, а за ним шелест упавших на пол бумаг. В черноту его глаз влился свет триумфа, на миг заставив их тускло замерцать, когда вслед за тихим шуршанием бумаги раздался громкий звук втягиваемого воздуха, свидетельствующий о сильном удивлении. Точно зная, что именно попалось на глаза вошедшему в комнату, Эндрю прикусил нижнюю губу, чтобы не выпустить поднимающиеся в горле переливы смеха. «Мой ненаглядный…»
Последовавшее короткое молчание заставило Эндрю еще сильнее склонить голову набок, напрягаясь, чтобы уловить самый тишайший звук смятения. Но ничего более не последовало, и его маниакальная ухмылка слегка поблекла, а глаза сузились, превратившись в две темные щели. Месть и вполовину не так сладка, если нет немедленной реакции.
Задрожали половицы — это Эрик быстро развернулся, чеканным шагом пересек библиотеку и вышел вон. Когда шаги отдалились, Эндрю медленно надавил ладонью на дверь, и от его осторожного, почти змеиного движения та с тихим щелчком закрылась.
Отойдя от входа, Эндрю небрежно прошелся по комнате, остановившись перед столиком для корреспонденции, и легонько прихватил двумя пальцами лежащее поверх стопки письмо. Снова перечитав изящно выведенные слова, он похвалил себя за искусную подделку почерка Брилл. «Несмотря на сомнительное воспитание, у нее всегда была прекрасная рука», — коротко подумал он, аккуратно сложил письмо и спрятал его в жилетный карман.
Но впервые его привлекли в Брилл отнюдь не навыки письма. Если уж на то пошло, это были ее красивые миндалевидные глаза, на которые Эндрю и обратил внимание в первую встречу. Нежные, дымчато-серые и до странного проницательные, они подобно маякам сияли через переполненный бальный зал после совершенно незапоминающегося концерта ее брата — будучи лишенным музыкального слуха, Эндрю воспринимал его игру как нудный шум.
В
Эндрю хотел эту сладость для себя одного… хотел взять ее, поглотить ее, чтобы заполнить огромную, гулкую пустоту в своей душе.
Он был уверен тогда, что Брилл будет его, просто потому что всю свою жизнь Эндрю ни в чем не знал отказа. Он был старшим сыном состоятельного английского лорда и привык к удобствам, которые влекло за собой подобное положение. По этой причине он решил, будто сможет растопить лед вокруг сердца ирландской девицы — потому что он так хотел. Тогда Эндрю испытал настоящее потрясение: когда он коснулся плеча Брилл, чтобы спокойно пригласить ее на танец, она нечаянно опрокинула бокал с шампанским, который он держал в руке, и полностью залила его дорогой жилет из золотой парчи. Ситуация вышла столь смешной, что Эндрю не смог удержаться, чтобы не пригласить ее вместе с братом на празднование дня рождения своего брата, которое должно было пройти на той же неделе.
Чего он никак не ожидал, так это что его чертов уродливый братец уведет Брилл прямо у него из-под носа. «Черт бы его побрал, черт бы побрал. Этот выродок всегда все мне портил». Эндрю презрительно усмехнулся, глядя вниз, на неровную стопку писем, в бешенстве медленно комкая в руке листок бумаги. Он знал, что должен быстро убираться отсюда, но почему-то при мысли о брате у него по спине всегда пробегала судорога ярости; вот и сейчас его тело слегка дрожало.
Джон всегда так на него действовал. Даже когда они были детьми, между ними было постоянное соперничество. Во время одного знаменательного события — празднования его десятилетия, если быть точным, — Эндрю получил шетландского пони, который очень ему понравился, потому что стоил значительно дороже, нежели все, что когда-либо получал Джон. В то лето он каждый день ездил верхом на этом замечательно животном, лишь хохоча всякий раз, когда брат просил покататься. Но на следующий день рождения Джона, когда тому подарили набор старинных игрушечных солдатиков, весь интерес Эндрю к собственному подарку увял. Неистовый восторг Джона от столь простого подарка привел Эндрю в несвойственную детям ярость. Он не раздумывая продал этого пони, поскольку больше не мог мучить брата его наличием. После того года Эндрю возненавидел Джона с такой страстью, какую ничто больше не пробуждало за всю его жизнь.
Он ненавидел брата за удовлетворенность жизнью, за доброту и его проклятое чувство юмора — три качества, которые Эндрю никак не мог развить в себе. «Хех, Святой Джон и его бесконечная удача». Несмотря на то, что Эндрю был старшим братом, именно Джон всецело владел сердцем их отца. Недетская практичность Эндрю и его расчетливый ум отворачивали от него отца, и он долго страдал от этого. Вскоре благосклонность лорда Донована к младшему сыну стала столь заметной, что пошли слухи, будто бы он сделает Джона своим наследником. Эндрю воспринял эти новости не особо хорошо.