Нф-100: Адам в Аду
Шрифт:
Ро смотрел на Бунтаря и чувствовал его решимость. Предложи ему сейчас Жанна отправиться к Кривцову -- и тот собственными руками отдаст ей нейрокристалл, лишь бы проникнуть за эту проклятую решетку.
Ну уж нет. Ро ему такого удовольствия не доставит.
– - Передай Кривцову, -- сказал он, когда остался наедине с Жанной, -- что я принимаю его приглашение.
7. Бладхаунд
Звонок от Емельянова разбудил Бладхаунда на следующее утро.
– - Ищейка, это ты?
– - бодро заговорил в трубке голос эксперта.
– - У меня для тебя масса этой, значит. Информации.
– - С начала.
– - Я, конечно, еще многого не сделал... Времени не особо много было. Подкинули тут срочный заказик. Но работает твой кристалльчик как миленький -- все сигналы проводит, значит, томограммы дает нормальные, тест Тьюринга проходит. Выцветаем мы сильно -- я думаю, ты его не узнал бы сейчас. Но снимочки по ходу делаем, так что покажу, значит, все в лучшем виде.
– - Когда изготовлен?
– - Да пару лет назад уже. Про прошивщика не скажу ничего пока -- вот когда увидим его работу, так сказать, в чистом виде, тогда можно будет о чем-то говорить... Но ты вот про технологию спрашивал, значит, -- и я, кажется, понял, как он это сделал! Ты когда ушел, я все смотрел на кристалл, смотрел, и вдруг понял -- он же течет! В смысле, на его поверхности образуется, так сказать, конденсат. Я сразу соскобчик сделал, значит, и на химию, и знаешь, что оказалось? Это самый настоящий растворитель, тот самый, которым наши замечательные прошивщики замещают воду при прошивке! Я сначала подумал, что такое, неужели недопрошитый, но не, какое там! Прошит как миленький, все на месте, все законсервировано, просто кому-то пришло в голову залить в полости нанотрубок растворитель и прошить, так сказать, по-новой. Почему получился такой цвет -- непонятно, но, похоже, цвет уходит вместе с растворителем...
– - Если кристалл повторно прошили, почему растворитель не вышел сразу?
– - А вот в этом я не до конца еще разобрался. Давление, может, а может и нет. У меня пока было мало времени, -- принялся оправдываться Емельянов.
– - Когда изготовлена подделка?
– - По тестам на органику -- старый, три года, а может и того больше, -- отрапортовал Емельянов.
– - А что касается окраски, то я померил скорость вытекания растворителя, и из предположения, что скорость эта, значит, постоянна и неизменна, и что изначально растворитель занимал, стало быть, сто процентов свободного объема -- а это предположение, как ты понимаешь, может быть и неверно -- в общем, могу предположить, что кристаллу, а точнее, его новому окрасу, недели полторы. Плюс-минус пара дней. Но это гадание на этой... кофейной гуще -- слишком уж много предположений...
– - Хорошо. Разбирайся дальше. И докладывай.
– - Как всегда! Ты это, значит, не беспокойся!
– - И Емельянов отключился.
Институт мозга представлял собой уродливое здание, построенное в середине двадцатого века. Массивные деревянные двери диссонировали с электронным доступом, но когда Бладхаунд приложил гостевой пропуск к сканеру, исправно открылись. Из комнатки при входе появился небольшой, в половину роста, робот-помощник. Краска на дешевом стеклянном колпаке почти протерлась, и Бладхаунд мог видеть, как бегают огоньки по его искусственным нейронам.
"Экспериментальные образцы приставили к делу".
– - Ваше имя, пожалуйста, -- сказал робот.
– - Бладхаунд.
– - Я провожу вас к господину директору. Идите за мной.
Робот покатился вперед, Бладхаунд пошел следом, по привычке запоминая
– - Вы идете по маршруту, который удлинит ваш путь на тридцать два процента. Нам направо.
– - А если я захочу налево?
– - Гостевой доступ заблокирован. В случае попытки проникновения туда я буду вынужден подать звуковой сигнал. Вы можете сэкономить время и силы, вербально сформулировав ваш запрос. Если вам разрешен доступ в указанные помещения, я с удовольствием провожу вас туда.
– - К директору.
– - Мы с вами туда и направлялись, -- укорил Бладхаунда робот и повернул на лестницу.
– - Отделение бессмертия находилось в этом здании?
– - спросил Бладхаунд, послушно следуя за электронным провожатым.
– - Не располагаю информацией.
Робот едва ли мог быть младше Тоши. Значит, времена, интересующие Бладхаунда, застал. Странно, ведь отделение не было секретной организацией, о нем есть информация в свободном доступе...
Наконец робот остановился перед старой деревянной дверью.
– - Ефим Всеволодович ждет вас.
Дверь распахнулась, едва Бладхаунд потянулся к ручке. За небольшим предбанником располагался просторный кабинет.
Ефим Всеволодович Молодцов стоял спиной к Бладхаунду, у окна, опираясь на тяжелый подоконник. Это был совершенно седой и прямой как жердь старик.
– - Здравствуйте, молодой человек, -- произнес он, медленно отворачиваясь от окна.
– - Наслышан, наслышан о вас. Садитесь, пожалуйста. Кофе?
Бладхаунд сел в кресло у массивного стола.
– - Добрый день. Нет, спасибо. Удивлен, что наслышаны.
– - А как же! Бладхаунд! Я, признаться, иногда жалел, что работаете вы не на меня. У нас при больнице раньше была одна из крупнейших прошивочных мастерских. Прошивали много, в работу далеко не все шло, кое-что, бывало, продавали. За бесценок, конечно. Сейчас то, что не сгнило, стоит подороже, но... Вас очень не хватало.
– - Да, я помню, -- кивнул Бладхаунд.
– - Эти кристаллы ничего не стоили.
Имени не было. Социальная больница, пенсионеры и пьянчуги, продавшие жизнь науке одни за горстку внимания, другие -- за бутылку водки.
– - Ну, не все же! Помните кристалл Руновой? Хорош ведь был, согласитесь!
– - Прошит слабо. Такое бы сырье Држецкому или Серову -- получилась бы стоящая вещь. Однако продать его дорого все равно бы не удалось. Нужно имя. Лейбл.
– - Лейбл, -- проворчал старик, тяжело опускаясь в кресло.
– - Курите? Нет? Это правильно. Я вот бросил -- в восемьдесят семь, знаете ли, не покуришь. Работал у меня один парень, Веня Кривцов. Молодой, да ранний. Шустрый. Любил говорить, что в бессмертие надо выпускать только самых достойных. Все бился, пытаясь понять, отчего они хорошеют.
– - Получилось?
– - Бладхаунд насторожился.
– - Не успел довести исследование до конца. Закрыли нас, финансирование урезали, проекты заморозили на неопределенный срок. Бессмертие упразднили. Пять лет работы, полсотни сотрудников и аспирантов. Восемнадцать кандидатских, десять докторских -- и все это оказалось никому не нужно. Многие ушли из науки, а некоторые и из жизни. Колоссальная потеря! Саша Левченко, Веня, Коля Синицин, Леша... как же фамилия? Запамятовал. Ну да бог с ним, он все равно за границу уехал -- понадеялся, что там будет лучше.