Нф-100: Адам в Аду
Шрифт:
Когда они зашли выпить по чашке кофе, Жанна говорила о себе и своих взглядах на жизнь. Кривцов слушал вполуха, размышляя о том, что гораздо легче работать с единомышленниками. Неуверенность -- это пустяки, пройдет. Гораздо важнее -- гибкость мышления.
Иногда для работы Кривцову приходилось редактировать правду -- иначе люди вряд ли смогли бы довериться ему. А для того, чтобы работать с мозгом, нужно полное доверие. Кривцов всегда шел на это с неспокойным сердцем. Впрочем, работать с теми, ради кого приходилось бы сильно пересматривать свои взгляды на жизнь, он не собирался. Пришлось бы откровенно лгать, а этого он не терпел. К тому же у них не
Однако это был тот редкий случай, когда кристалл хорош в теле. Кривцов ощущал это слишком отчетливо.
И поэтому набрал номер Жанны.
Она была смущена. Она не могла решиться. Она, похоже, плакала.
– - У тебя есть домашний робот? Нет? Смотри, -- Кривцов положил перед собой замызганный блокнот, рисовал в нем схемы и старался говорить самым обыденным тоном:
– - Вот тут -- рычажок. Его трудно обнаружить, если не знаешь, что он тут, на затылке. Спрятан в углублении, прикрыт волосами, но на ощупь ищется довольно быстро. Открываешь. Нейрокристалл внутри, в чехле. Чехол лучше не таскать -- он тяжеленный, в нем помимо защиты еще куча свойств, и, самое главное, много электронной начинки, обеспечивающей взаимодействие тела и мозга. Аккуратно вынимаешь чехол, внизу будет отверстие, через который просто достаешь кристалл. Поняла?
– - А если я поврежу что-нибудь?
Кривцов взял ее руки в свои. Холодные.
– - Чехол повредить трудно, но даже если вдруг у тебя получится -- это совершенно не страшно. Найдем другой. Единственная незаменимая часть этого механизма -- сам нейрокристалл. А его практически невозможно повредить, оболочка очень надежна. Ты же не будешь пинать его ногами или выбрасывать из окна?
– - Наверное, не буду, -- она улыбнулась.
– - Ну вот видишь. Главное запомни -- доставать память надо до того, как отключишь кристалл. Поняла? Иначе автоматически запустится форматирование -- это свойство такое дурацкое у пробной модели. Блок памяти вот тут, доставать можно все разом. Он покажется тебе большим и тяжелым -- не пугайся. Кристалл тоже, кстати, тяжелый, будь к этому готова. Тяжелый и твердый. А то часто новички покупаются на его прозрачность, а потом роняют, потому что не ожидают такого веса. Кстати, -- вдруг спохватился Кривцов.
– - Ты же в институте мозга работаешь. Почему я тогда тебе все это объясняю?
– - Потому что я библиотекарь. И архивариус. Копаюсь в книгах и файлах...
Она покачала головой:
– - Я просто не вижу другого выхода. Я никогда бы не пошла на это, если бы...
– - Если бы не желание помочь, -- подхватил Кривцов.
– - Послушай. Ты все делаешь правильно. Скажу тебе честно, с твоим появлением в моей жизни появилась надежда, что все, что я делаю, не пропадет зря. Ты спасаешь не только своих друзей. Ты спасаешь и меня тоже, и я, я не могу не быть тебе за это благодарен.
Он смотрел ей прямо в глаза, но видел нейрокристалл -- яркий, сверкающий. Удивительный. Уникальный. Восхищение переполняло его, затапливало изнутри, лишало контроля. Вот она -- цель его работы, его мечта, его надежда. Его будущее и его бессмертие. Протяни руку -- и коснешься. Кривцову захотелось коснуться. Интересно, как она засияет в момент высшего наслаждения. Кривцов дал себе слово проверить это. Когда-нибудь.
До сих пор он видел только один кристалл, который мог бы сравниться с этим по красоте. Он до сих
Он провалился памятью в другое кафе. Он видел себя -- помолодевшего на шесть лет, без седины в волосах, без дрожи в пальцах, без ранних морщин. Напротив сидел другой человек. Кривцов любил сравнивать себя с Давидом, а его -- с Голиафом. Большой, мощный, широкий в плечах. Сашка Левченко. Он был еще жив -- или надо было бы сказать "как живой"?
– - Пойми, Веня, они личности!
– - глубокий баритон Левченко легко заглушал шум, доносившийся с улицы, заполнял собой все помещение, наступал на Кривцова со всех сторон. Это было неприятно.
– - Посаженные в клетку, они не в состоянии оттуда выбраться. Они так же чувствуют, так же видят, так же помнят! Они умерли уже по нескольку раз каждый -- и это мы с тобой, Веня, заставляем их умирать. Беззастенчиво смотрим их память, сажаем в ущербные японские тела...
– - Мне нужно полгода, -- тихо и упрямо сказал Кривцов.
– - У нас нет полугода, Веня! Мы и так натворили дел... Ну что я тебе буду объяснять, ты же и сам знаешь -- американские коллеги подтвердили мои выводы, в Штатах и Канаде экстракция личности уже запрещена, нейрокристаллы отделены от тел. Европа недавно приняла законопроект и теперь массово разбирает адамов. Заметь, Веня, их даже никто не ищет! Потому что они сами приходят. Потому что бессмертие неестественно! Что, кстати, с самого начала и заявили японцы. Молодцы ребята. Разбогатели, поставляя нам, дуракам, тела, а сами в стороне, с чистенькими ручками. А теперь смотрят на всю эту суету с высоты своей Фудзиямы.
– - Я не говорю, что ты не прав. Я только говорю, что из твоего правила есть исключения. Их мало, но они есть. И мне нужно полгода, чтобы это доказать.
– - Веня, пойми, мы не можем ставить опыты над людьми!
– - Ты, ты сам ставил их!
– - крикнул, не сдерживаясь больше, Кривцов.
– - Да!
– - тоже повысил голос Левченко.
– - Да, Веня! И именно это заставляет меня сейчас торопиться. Именно ужас, Веня, ужас от того, что наделал я сам! Я почти перестал спать. Я вижу их во сне -- эти кристаллы, этих людей, и я кричу, просыпаясь! Я должен это прекратить!
– - Я прошу тебя только об одном. Дай мне шанс. Оставь маленькую лазейку. Дай себе право на ошибку!
– - Я уже совершил множество ошибок. Сейчас, Веня, я делаю так, как подсказывает мне совесть. Я бы хотел, чтобы ты понял меня.
Левченко поднялся из-за стола -- большой, грузный. И вышел. Сквозь стеклянную дверь Кривцов видел, как тот медленно осел на землю -- неестественно, словно в дурном кино. Хрипел, сипел и хватался за грудь. Кривцова раздирали два страха, и он понимал, что одному из них придется покориться. Он поспешно выскочил за дверь кафе, огляделся, подхватил приятеля под мышки.
– - Здесь недалеко, Саша, чуть-чуть потерпи, здесь недалеко...
Память закружила, затянула. Он снова был тем собой, он снова тащил огромного, задыхающегося Сашку, тяжело дышал и боялся. Прошлое наступало со всех сторон, поглощало его, и он сам уже начал задыхаться. К горлу подступил комок. Хотелось кричать. Хотелось оказаться дома, где можно позволить себе быть любым -- хрипеть и закатывать глаза. Где, рядом с кроватью, в тумбочке, лежат ампулы с эглонилом, а за стеной -- Андрей.
– - Веня?